«И здесь тоже самое, что и на Синдху. Но с какой целью?».
Пропуская мимо ушей словесный выпад главы деревни, Шанкар спросил:
— Для чего потребовалось вырубать лес?
Почти онемевшим языком Нараян пролепетал:
— Для строительства нового поселения. Нужно расчистить территорию под дома, каналы, огороды, — он взмахнул рукой, — все дела.
Глаза Шанкара сузились:
— И какие вести принесли вам гонцы?
— Никаких.
— То есть?
— Они до сих пор не вернулись, — с выражением упрямого быка, Нараян взглянул на охотника.
Шанкар устало вздохнул:
— Ясно. Похоже, от вас сейчас больше ничего не добиться. Я займусь поиском решения, но сперва отдохну. У вас ведь найдется отдельная комната?
— Абхе! — заорал во все горло глава деревни.
В коридоре послышались тихие шаги. Шанкар ожидал снова увидеть старого привратника, однако на зов Нараяна явился вовсе не он.
В проеме показалась невысокая девица с распущенными волнистыми и черными, как смоль, волосами, ниспадавшими ей прямо на плечи. Шанкар подметил про себя, что девушка имеет точно такой же орлиный нос, как и хозяин дома, только без красных сосудов. Скользнув взглядом вниз, охотник увидел, что она обнажена по пояс. Маленькие груди выпирали вперед, словно два бугорка, а пурпурная юбка плотно облегала бедра и стройные ноги. Девица с интересом наблюдала за происходящим, изящно прислонившись к косяку и наматывая волосы на указательный палец левой руки.
— Отведи почтенного посланника жрецов в комнату для гостей, — пробубнил Нараян.
— Как скажешь, отец, — хриплым голосом ответила она.
«Отец? Выходит, мне не показалось».
Игривым жестом Абхе поманила охотника за собой. Тот встал, при этом забирая со стола кувшин с вином и тарелку пшеничных лепешек. Нараян неуверенно попытался его остановить, но все, что у главы деревни получилось, так это раскачать стул и грохнуться вместе с ним на глиняный пол.
Шанкар презрительно смотрел на него сверху вниз:
— Я оставлю вам кувшин с водой. Говорят, при похмелье она крайне необходима. Советую протрезветь как можно скорее, иначе вам не поздоровиться.
Нараян злобно промычал нечто нечленораздельное и попытался подняться. Охотник потерял к нему всякий интерес. Через мгновение он уже поднимался по лестнице следом за Абхе, невольно следя за движением ее округлых бедер под юбкой.
— Ваш отец всегда так пьет?
— Только последнюю неделю, — бросила та через плечо, поднимаясь на второй этаж и идя по узкому коридору, освещенному лучами солнца из окна на лестничном пролете.
— Мне повезло, — буркнул Шанкар себе под нос.
— О, вам может повезти еще больше, — сладко проворковала Абхе, открывая первую левую дверь, — вот ваша комната, господин…
— Шанкар.
— Красивое имя, — прошептала она, стоя в проеме.
Он почувствовал, как сердце в груди начало стучать чуть быстрее, поэтому поспешил отвести взгляд и вошел в помещение.
Это оказалась небольшая комната с ровными углами и арочным окном, выходящим на деревенскую улицу. Справа стояла обычная деревянная кровать на низких ножках и прикроватная тумба. Поставив кувшин с тарелкой на нее, Шанкар подошел к окну и мельком глянул наружу. Его кобыла по-прежнему переминалась возле входа в жилище Нараяна под палящими лучами послеобеденного солнца. Никто так и не удосужился отвести усталое животное на конюшню. Чуть поодаль местная детвора продолжала резвиться в придорожной пыли и уничтожать палками орды лопухов. Местные жители, переждав полдень, выходили из глиняных хижин, собираясь вернуться к работе на каналах.
— Вам нужно что-нибудь еще? — услышал он позади себя томный голос Абхе.
— Да. Отведите мою лошадь в конюшни.
— Я передам привратнику. Еще что-нибудь?
Он отвернулся от окна. Абхе продолжала стоять в дверном проеме, прислонившись к косяку. Ее пухлые губы были слегка приоткрыты.
— Больше ничего. Я хочу отдохнуть с дороги.
— О, я знаю толк в отдыхе, — Абхе загадочно улыбнулась, — могу помочь расслабиться.
Шанкар медленно приблизился к ней. В ее глазах он заметил страстный огонь. В какой-то момент охотник уже был готов дать свое согласие на столь манящее предложение, но в следующую секунду перед его невидимым взором предстала Нилам. С ее длинной черной косой и огромными, словно два сапфира, глазами. Возникшее, было, желание мгновенно улетучилось.
— Нет, благодарю, — холодно ответил Шанкар и захлопнул дверь прямо перед ее носом.
Улегшись на кровать, предварительно запихнув в рот пшеничную лепешку, охотник задумчиво уставился в гладкий глиняный потолок. С улицы доносился веселый ребяческий смех.
«Ну и деревня. Пастух идиот, староста пьяница и его дочь… его дочь… та еще…».
Он не смог подобрать подходящего слова.
Громко вздохнув, охотник закрыл глаза и быстро погрузился в крепкий сон. Усталость с дороги дала о себе знать.
[1] Парсус — Древняя Персия (Иран).
[2] Красноперый луциан — вид лучеперых рыб из семейства луциановых (окунеобразные). Распространены в западной части Индийского океана.
Глава 7
С лицом мрачнее тучи Анил угрюмо вышагивал по грунтовой дороге, ведущей из Мохенджо-Даро на север. Ноги твердо ступали по земле, то и дело норовя перейти с быстрого шага на бег, но он удерживал себя, чтобы экономить силы. К тому же, лесорубу требовалось время, дабы еще раз все обдумать и собраться с мыслями, а также попытаться хоть немного унять бушующий пожар в своей душе. Именно поэтому Анил миновал поворот на просеку и стал двигаться дальше в сторону лагеря лесорубов. Чтобы выиграть еще немного времени. К тому же, он оставил в палатке бронзовый топор с выбитым на лезвии серебряным узором в виде цветка лотоса. Как бы ни было противно ему это орудие труда, Анил должен был забрать его. Не зубами же грызть деревья, в конце концов? Топор был подарком жены, на который ушло почти все ее состояние, когда он только подался в лесорубы зеленым юнцом. В отличие от многих других, подобных ему, топор Анила был изготовлен из особо прочных кусков бронзы, что только добавляло тому ценности. И осознание сего факта мучило Анила не менее сильно, чем все остальные переживания.
«Я бросил его здесь, в лагере, несмотря на то, что он является дорогим подарком жены, моей, горячо любимой, Мины. А ведь она даже и слова не сказала, касаемо топора, когда я сбежал домой с просеки. Я хочу избавиться от этого ненавистного предмета, но не могу… что скажет Мина?».
Лагерь оказался пуст, но Анила это совсем не смутило. Он даже обрадовался такому повороту событий. По крайней мере, лесоруб отсрочил, хоть и ненадолго, тот момент, когда его товарищи по работе начнут тыкать в него пальцем, будто в прокаженного. Насмехаться над слабостью духа. Городской паренек не годится для жизни среди джунглей. Анил горько усмехнулся своим мыслям и зашел в палатку, в душе надеясь, что лесорубы давно украли его топор и пропили вырученные деньги. Однако надеждам сбыться было не суждено. Он остался лежать в том самом месте, где он его оставил. Возле старой потрепанной циновки, служившей лесорубу постелью. Шумно втянув воздух, Анил ухватился за черенок и поднял орудие. Иногда ему даже казалось, что топор обжигает ладонь. Словно он состоит не из дерева, а раскаленной стали.
Не произнося ни слова, лесоруб покинул палатку и направился в сторону просеки. Лезвие ярко сверкало в лучах солнца.
«Только ради Нирупамы. Я делаю это только ради Нирупамы… да простит меня Богиня-мать».
Сия мысль не принесла душевного покоя, но немного смягчила внутренние метания Анила. Он все еще осознавал, что у него был выбор. Имелась возможность не возвращаться сюда, на ненавистную просеку и не брать снова в руки пресловутый топор. Он мог пойти работать уборщиком улиц. Подметать по ночам опавшие листья и убирать за нерадивыми жильцами, предпочитающими выливать кухонные отбросы через окно, вместо того, чтобы спускать их в канализацию. А днем стал бы подрабатывать на свиноферме Панишвара. Тогда денег хватило бы на троих.