Словно завороженный, Шанкар смотрел на тело, прибитое к стволу с помощью ветви, чувствуя, что сердце учащает ритм с каждой секундой, а стук в голове превращается в настоящий звон колокола. Как будто издалека, до него донесся безжизненный голос Нараяна. Настолько безжизненный, что он мог принадлежать мертвецу на сале, а не живому спутнику. В нем отсутствовали какие-либо эмоции.
— Это один из моих гонцов.
Охотник заставил себя прекратить созерцание жуткой картины и взглянул на главу деревни:
— Уверены?
— Да, — просипел тот, — а вон там, на кустах, — он кивнул головой в сторону зарослей дикого сахарного тростника, растущего у опушки, — второй. Я узнал его по узору на плаще. В виде цапли.
Шанкар сделал несколько неуверенных шагов в сторону кустарника.
— Нет! — прохрипел Нараян. — Не смотрите!
Но охотник не послушал и решил-таки подойти поближе.
Дикий сахарный тростник рос на опушке рядом с лесом. Местами он также пострадал от огня. Некоторые стебли высохли и обгорели, но многие продолжали сохранять жизненный цвет. Из тростниковых зарослей наружу торчали чьи-то ноги в истоптанных сандалиях. Задержав дыхание и схватив поудобнее копье правой рукой, Шанкар внимательно прислушался, не донесется ли до его тренированного слуха слабый, едва уловимый, хруст тростника или же нос уловит запах хищника, притаившегося в чаще.
Однако ничего не нарушало привычные шумы джунглей, в котором бушует разгулявшийся ветер. Только шелест листвы, да хлопающий плащ мертвеца.
Тогда охотник, еще крепче вцепившись в копье уже обеими руками, подошел к зарослям вплотную и осторожно отодвинул часть тростниковых стеблей в сторону. Его взору открылись длинные мускулистые ноги, прикрытые походным серым плащом с вышитым узором цапли… и больше ничего. Заросли дальше по ходу движения оказались смяты и придавлены к земле. Некоторые тонкие стебли кустарника были сломаны. Но не это заставило Шанкара быстро отвернуться, зажав рот рукой, дабы скудный завтрак не вывалился наружу с подступившей рвотой. На дальних участках тростниковых зарослей болтались высохшие внутренности. Человеческие внутренности. Отступив на несколько шагов, Шанкар согнулся, оперевшись на копье. Дыхание перехватило. Он судорожно глотал ртом воздух. Охотник закрыл глаза, пытаясь остановить бешеное сердцебиение, чтобы удары кузничного молота стихли в его голове, а тошнота отступила.
— Это, наверняка, он, — послышался безжизненный голос Нараяна.
— Кто он? — спросил Шанкар, справляясь с приступом тошноты.
Дыхание удалось восстановить, и он шумно вдохнул воздух через ноздри.
— Тот бешеный носорог, который убил зебу! — староста, кажется, начал приходить в себя.
Охотниик выпрямился и открыл глаза. Тошнота окончательно отступила, а пульс стал чуть ровнее. Тем не менее, неприятная слабость, кою он ощутил во время созерцания болота, только усилилась.
— Возможно, — коротко предположил Шанкар, а затем выдохнул.
— Быть может, теперь-то мы уедем отсюда? Я не хочу разделить судьбу этих несчастных!
Охотник кивнул, стараясь оправиться от увиденного:
— Да, только дайте мне еще пару минут, — с этими словами он вновь повернулся лицом к кустарнику.
Нараян ошалело смотрел на жреческого посланника:
— Вам не хватило? Чего еще нужно?!
— Помолчите, — попросил его охотник, — возвращайтесь к лошадям, я догоню.
Дважды упрашивать старосту не пришлось. Нараян тут же вскочил, с облегчением приняв предложение Шанкара и, позабыв даже отряхнуть пепел с одежды и лица, бегом затрусил в сторону дороги. Охотник же, собрав всю волю в кулак и подавив приступ отвращения, снова приблизился к зарослям дикого тростника.
Осторожно ступая ногами, он перешагнул через нижние останки гонца, прикрытые серым походным плащом с узором цапли. Стараясь не касаться, развешанных тут и там внутренностей, болтающихся, словно сушеные стебли гороха, охотник углубился в кустарник. Широкий бурый след из запекшейся крови выходил из зарослей тростника с другой стороны и вел в сторону джунглей. Держа копье наготове и, максимально сосредоточившись, Шанкар, бесшумно ступая, пошел по следу. Каждая клеточка его тела находилась в напряжении, готовая к действию при любой неожиданности. Кровавый след не увел его далеко. Верхняя часть туловища второго гонца распростерлась подле ближайшей пальмы. Его буквально разорвало пополам некой могучей силой, оторвав ноги и перебив тазобедренную кость. Пытаясь спастись, гонец выполз из зарослей, но сумел преодолеть лишь считанные локти. Оно и неудивительно, учитывая те остатки внутренностей, что охотник обнаружил, продираясь сквозь тростник. После таких травм и увечий никто долго не проживет. Труп лежал ничком, и у Шанкара не было никакого желания переворачивать его.
— Проклятье, что же здесь произошло? — шепотом спросил он сам себя, вытирая губы тыльной стороной ладони.
Ветер продолжал шуметь над его головой, а походный плащ мертвеца, насаженного на ветвь сала, трепыхался на нем, словно парус, издавая громкие хлопки.
«Кто бы это ни был, он, наверняка, причастен к убийству зебу в селении. Могли ли подобное сотворить лесорубы? Навряд ли. Характер ран, нанесенных животному и гонцам, не походит на отметины от лезвия топора или какого-либо другого орудия, созданного человеком. Да и сами жители пропали. Нет, здесь явно имеет место нападение зверя. Но какого? Бешеный носорог, как предполагает Нараян? Очень похоже. У зебу был вспорот живот, как от удара острым рогом, а этого бедолагу разорвало пополам. Вполне похоже на последствия удара бивнем в область поясницы с дальнейшим проникновением в живот. Вот только… Вот только у зебу кто-то отгрыз задние ноги. Носорог не обладает столь острыми челюстями. Это мог сделать синха, но у синха нет рога. Да, не исключено, что полосатый хищник случайно набрел на останки жертвы бешеного носорога и полакомился задней частью. Но почему именно задней? Ведь самое вкусное мясо всегда располагается в области шеи, а копыта — самая жесткая и жилистая часть. Кому, как не синха это знать? И почему тогда зверь не вернулся потом, чтобы доесть зебу? Ну, и самое главное — синха не смог бы подбросить человека с такой силой, чтобы насадить его на ветвь дерева, да так, что тот насадился бы на нее целиком. Синха вообще так не охотится и не убивает. Получается, носорог? Но у мертвеца на дереве отсутствуют следы переломов. Бешеное животное могло подбросить беднягу и пригвоздить к салу, но только с помощью рога, а следов от удара бивнем на теле нет».
Шанкар осмотрел землю вокруг. Она была девственно чистой, если не считать бурых пятен крови и частичек золы.
«И никаких следов. Ни лесорубов, ни зверя. Кто-кто, а уж носорог точно оставил бы за собой след. Такая туша не способна передвигаться незаметно».
Охотник огляделся по сторонам.
«Стоит ли искать лесорубов? Ох, Богиня-мать, если бы ты знала, как этого делать не хочется!».
Он вернулся на просеку, пытаясь найти под ногами хоть какие-нибудь зацепки, способные пролить свет на произошедшие события и подсказать, где искать пропавших лесорубов, хотя внутреннее чутье подсказывало Шанкару, что искать их лучше не стоит. Ибо находка может показаться еще ужаснее, нежели те, которые предстали сегодня перед его глазами, одна страшнее другой. Внимательно осматривая землю, усыпанную золой и пеплом, охотник попытался найти следы людей, но безрезультатно. Он знал, что может потратить время и углубиться в окрестные джунгли. Тогда, наверняка, удастся пролить свет на тайну исчезновения группы лесорубов, но ему совсем не хотелось этого делать. Слишком странными и непонятными выглядели последствия нападения таинственного зверя. Слишком жуткими. А охотник не любил иметь дело с тем, в чем до конца разобраться не мог. В конце концов, он убедил себя в том, что первоочередной задачей является немедленное возвращение в деревню засветло, дабы поутру переговорить с гонцами, прибывшими с восточного берега Сарасвати, а затем отправиться в Мохенджо-Даро. Верховный жрец обязан узнать о начале гибели долины реки как можно скорее.