Дорога стремительно проносилась под копытами. Ветер хлестал по лицу. Звезды сверкали во тьме.
Пока лошадь не выдержала…
Резко взвившись на дыбы, она сбросила охотника со спины, и тот кубарем полетел на грунтовую дорогу, глотая пыль и обдирая кожу с локтей и колен. Белоснежная рубаха мгновенно покрылась пятнами грязи, а ткань порвалась в нескольких местах. Копье, которое Шанкар выронил во время падения, отлетело в придорожный кустарник у опушки джунглей. Перевернувшись на земле несколько раз, охотник застыл, упершись в грунт окровавленными локтями, не в силах до конца осознать, что сейчас произошло. И только спустя несколько минут, проведенных в полубредовом и ошеломленном состоянии, он начал приходить в себя. Подняв голову и оторвав взгляд от созерцания пыльной поверхности дороги, он посмотрел в сторону лошади, рухнувшей следом за ним. Кобыла тяжело дышала и не шевелилась. Шанкар не знал, выживет ли она после столь серьезных перегрузок, но одно понимал наверняка — дальше придется идти пешком.
Полностью осознав положение, в которое он сам себя загнал…
загнал как лошадь…
… охотник непроизвольно сжал кулаки и стиснул зубы.
— Богиня-матерь, что же это? — процедил он, со стоном поднимаясь на ноги.
Ответом ему послужила гробовая тишина. Джунгли возле дороги, подобно невольным свидетелям, возвышались над ним в угрожающем безмолвии. Среди деревьев сгустилась непроглядная тьма.
Все тело ныло от ушибов. Кровь из разбитых коленей стекала по голеням, но он будто не замечал этого. Сердце отчаянно колотилось. Дыхание сделалось глубоким и учащенным. В глазах засверкала упрямая решимость.
Не обращая больше внимания на несчастную лошадь, Шанкар заковылял в сторону придорожного кустарника. С его губ тихо начали сыпаться всевозможные проклятия, когда он, на ощупь, в сумрачной полутьме и среди густых ветвей пытался отыскать потерянное при падении копье. Колючие ветки обдирали кожу, оставляя саднящие царапины, но охотнику было плевать. Ему срочно необходимо найти это злосчастное копье. Наконец, после ряда неудачных попыток, во время которых он походил на слепца, решившего поудить рыбу голыми руками, его ладонь, наконец, нащупала древко оружия и с силой рванула вверх, ломая ветки кустарника.
Вернувшись на дорогу и бросив последний мимолетный взгляд на неподвижную лошадь, Шанкар двинулся на север.
Охотник сразу перешел на бег, однако боль, резко вступившая в раненные колени и в ушибленные ребра, моментально заставила его перейти на быстрый шаг. От досады он застонал. Однако передвижение даже в таком ограниченном темпе вызывало у него приступы слабости и дискомфорта после падения. Несмотря на прохладный ночной воздух и свежесть из-за близости реки, на лбу охотника выступила испарина. Крепко сжав зубы, он упорно продолжал двигаться вперед, хоть и не с той скоростью, на которую рассчитывал. Вскоре он уже не слышал тяжелого и прерывистого дыхания лошади. В голове Шанкара пронеслась мимолетная мысль — это лошадь, все-таки, не выдержала неистовой скачки по ночной дороге или он уже успел отдалиться от места падения так далеко, что теперь не слышит звуков ее? Он вообще ничего не слышит, кроме шума собственного дыхания, бряцания кинжала на поясе, да шарканья ног по грунту. Обернувшись через плечо, Шанкар бросил взгляд назад. Силуэт кобылы виднелся позади, распростершись посреди дороги. Издалека и в ночном полумраке он напоминал маленький холмик. Однако различить, вздымается ли ее грудь, он не смог. К этому моменту его собственное дыхание стало свистящим и прерывистым. Боль в грудине усилилась, а липкий холодный пот покрыл все лицо толстым слоем мерзкой слизи.
— Нельзя останавливаться, — просипел Шанкар, — нельзя останавливаться!
Однако организм сказал свое слово.
Когда перед глазами пошли желтые круги, охотник вынужден был прекратить движение. Встав посреди пустынной дороги, он опустил голову вниз, пытаясь отдышаться и выжидая, пока боль в груди не отступит. Опершись на копье, словно о посох, Шанкар закрыл глаза, прислушиваясь к биению своего сердца, заставляя последнее биться медленнее. Так он простоял в позе немого истукана около пары минут. Пары драгоценных минут. Но охотник понимал, что если не даст организму этот отдых, до места назначения может не дойти совсем. Как только сердцебиение перестало отдаваться в ушах кузничным молотом, он осторожно провел рукой по ребрам. Одно из них, справа, при прикосновении вызвало новый приступ ноющей боли. Но, судя по предварительному осмотру, Шанкар отделался лишь трещиной и сильным ушибом.
«Уже хорошо».
Он поднял голову и открыл глаза. Желтых кругов больше не было. Дыхание восстановилось, и охотник осторожно втянул прохладный ночной воздух в легкие. Затем глубже. Боль усилилась, но оставалась терпимой. Удовлетворенный сим фактом, Шанкар перевел взгляд на разбитые колени. Они продолжали саднить и кровоточить. Не задумываясь ни на секунду, он подошел к краю дороги и, сорвав парочку огромных листьев лопуха, крепко обмотал каждый вокруг коленных суставов, закрепив их узлами из стеблей растений.
«Не самая лучшая идея, но других вариантов пока нет».
Откинув волосы назад, и утерев пот с лица, он возобновил движение вперед. Сначала медленно, не решаясь сразу перейти на бег. Затем все быстрее и быстрее. Наконец, Шанкару удалось пойти быстрым шагом, однако любые попытки перейти данный порог скорости натыкались на резко возрастающую боль в грудной клетке, поэтому ему приходилось вновь сбавлять темп и только скрежетать зубами от досады.
— Где же этот треклятый лагерь? — просипел он.
Словно отвечая на этот вопрос, впереди, шагах в трехстах, замаячили огоньки походных костров.
***
Когда Шанкар вступил на небольшую полянку, на которой расположился лагерем передвижной публичный дом, его ступни были испачканы кровью. Однако то была не только его кровь…
Боль снова подступила к грудной клетке из-за участившегося дыхания. Однако последнее было вызвано не только ускоренным передвижением…
Сердце вновь истошно затрепыхалось, а лицо накрыла испарина. Копье задрожало в руке, подобно тонкому стволу деревца под напором ураганного ветра. Тело потрясла дрожь, как в сильной лихорадке. К горлу подступила тошнота, и только по известной лишь одной Богине-матери причине недавний ужин в виде баранины, которой его угостил Верховный жрец Чудамани, не исторгнулся из недр наружу.
Несколько серых полотен, некогда представлявших из себя походные палатки, в хаотичном беспорядке были разбросаны по всей территории поляны. Многие из них оказались разодраны в клочья, словно их длительное время топтал и рвал своими бивнями обезумевший слон. Зеленая трава, покрывавшая тонким слоем почву этого места, превратилась в сплошной багряно-коричневый ковер из грязи, крови, остатков ткани и… чего-то еще. Чего-то, что Шанкар не мог сразу определить. Не мог и не хотел… но догадывался. И от этой догадки становилось еще дурнее, а внутри все сжималось и холодело. На долю секунды ему даже почудилось, что изо рта вырывается пар — настолько его разум оказался поражен представшей картиной ужаса и смерти. Пламя от пары походных костров слегка развеивали мрак. И от этого становилось только хуже.
Сделав один неуверенный шаг вперед, совершенно позабыв о собственной безопасности, охотник почувствовал, как его нога в кожаной сандалии, насквозь пропитанной кровью, споткнулась обо что-то мягкое. Медленно опустив голову вниз, он сощурил глаза и разглядел предмет, на который наткнулся…
Он не хотел верить в то, что видит. Он отказывался воспринимать действительность, загоняя ее подальше в уголки сознания… в попытках спрятать ее там, словно ненужную вещь в темном погребе. Но она, подобно мерзкой вредной крысе, упорно лезла обратно и, как бы тому ни хотелось, но Шанкару пришлось принять ее.
Это была рука. Оторванная у локтя. Сквозь слой грязи и крови охотнику удалось разглядеть, что кожа у нее гладкая и нежная. Женская.
Не произнося ни слова, находясь в полуобморочном состоянии, словно ветала, он медленно перешагнул через оторванную конечность. Организм не смог больше терпеть и, согнувшись в три погибели, Шанкар изрыгнул на землю недавний ужин. Кусочки непереваренной баранины смешались с кровью, ошметками тканей и человеческими останками, покрывавшими полянку багрово-коричневым ковром. Теперь он знал, что еще скрывает внутри себя это омерзительное покрывало ужаса и смерти. Шанкар отвернулся и прикрыл глаза, чувствуя, как снова начинает замерзать. Его тело покрылось гусиной кожей. Словно кто-то медленно замораживал его как снаружи, так и изнутри.