— Сам не понимаю... — всхлипнул он. — А теперь всему конец. Конец.
Министр сделал драматический жест... Вероятно, подействовало красное вино, выпитое им за обедом.
— Не все так страшно. Разумеется, ты должен выступить и принести извинения. Сказать прямо, что свойственный тебе здравый смысл на сей раз тебе изменил, и ты сожалеешь, что тем самым не оправдал доверие избирателей.
Бывший министр засопел и кивнул.
— Так ты не думаешь... ты не думаешь, что мне надо застрелиться? — опять всхлипнул бывший министр.
— Нет, — решительно сказала его жена. — Не думаю. — «Пожалуй, тебе надо последовать примеру Никсона. Писать мемуары», — подумала она, но вслух не сказала — это было бы чересчур жестоко. Вместо этого она предложила: — Что, если я приготовлю тебе тодди из красного вина? А ты пока полежи отдохни.
«Достоин ли я ее?» — спросил себя бывший министр и ответил отрицательно. И попытался читать. «Может, приняться за мемуары?» Эта мысль показалась ему привлекательной. «Вообще-то можно направить открытое письмо в «Дагенс нюхетер» и в «Свенска дагбладет». Он достал бумагу и ручку, начал писать: «Я пишу это письмо, испытывая искренний стыд. Сразу же хочу сказать, что нет и не может быть оправданий упущениям и пассивности, допущенным мной при разборе недавних...»
Когда жопа вернулась с горячим тодди, бывший министр сладко спал. На губах его играла легкая улыбка.
— Это ты, Улле? — послышался голос из спальни.
— Нет, — отозвался он. — Нашел на улице ключ и, перепробовав массу замков, попал сюда.
Она фыркнула.
Его немного шатнуло. Ну и что? Абсолютно ничего.
Мария вышла в переднюю.
— Ты пьян?
— Ага, — сказал Улле. — Но в меру. И мне весело. Что является, как мне кажется, большим достижением в этом грустном чертовом мире и в этом больном обществе.
Мария поддержала его под руку.
— И причиной этой радости в большой степени являешься ты, — продолжал Люк, словно выступая на сцене драматического театра. Он содрал с себя куртку и повесил ее рядом с вешалкой. — Постель, постель, полцарства за постель! — продекламировал Люк и ринулся в спальню, продолжая сдирать с себя одежду, пока не остался в чем мать родила. — Зубы завтра почищу, — сказал он и одним глазом посмотрел на Марию.
— Улле, малыш, — прошептала она. — Мой маленький Улле...
— ...в лес гулять пошел, — сказал он, зевая, и заснул.
Утром следующего дня Люк чувствовал себя прекрасно.