Ряд исследователей вообще отрицают какое-либо значение фактора экономии усилий.
«Некоторые грамматисты, – замечает А. Доза, – утверждали, что латинское p в положении между гласными ослабло и дало b, затем оно дало v, поскольку v требует меньше труда, чем b. Но это ничем не доказано. Несомненно, губное давление у p больше, чем у v, но зато два последних звука b и v связаны с дрожанием голосовых связок, которое отсутствует у p; v в свою очередь, требует более усиленного выдоха по сравнению с p и b и по этой причине утомляет определенные мускулы» [9, 39 – 40].
Р.А. Будагов считает, что ни развитие, ни функционирование языка принципом экономии не определяется [1, 17 – 36].
Однако следует заметить, что многочисленные доказательства нарушения принципа экономии, приводимые обычно критиками, свидетельствуют о неверном его истолковании. Во-первых, исследуемые фонемы и их характеристики рассматриваются в отрыве от фонологической системы данного языка, вне сложившихся системных отношений, тем самым действие принципа выносится за пределы системы, что недопустимо. Во-вторых, собственно принцип экономии подменяется частным положением об экономии артикуляторных усилий при речевом общении вне зависимости от потребностей эффективности коммуникации (то есть от различительной способности фонем, их частоты и т.д.).
Таким образом, несмотря на разноречивые мнения по поводу действенности принципа экономии как закона, можно полагать, что это пока единственная, весьма последовательная и непротиворечивая теория, объясняющая причины звуковых изменений в процессе языковой эволюции.
Фонологические системы современных языков являются довольно экономными, хорошо сбалансированными системами, которые в общем удовлетворяют потребности людей в обмене информацией.
В силу значительно возросшей интенсивности международных и межнациональных контактов (наиболее высокой за всю предшествующую историю существования человеческого общества) влияние внешних условий на фонологические преобразования в настоящее время принимают форму взаимодействия языков. Так, установление большей свободы сочетания фонем происходит нередко не без иноязычного влияния (в частности – в результате заимствования слов с фонетической структурой, не типичной для заимствующего языка); иноязычным воздействием объясняется подчас и включение в систему определенного языка новых звуков и фонем (например, ф в белорусском и киргизском языках утверждается, видимо, благодаря иноязычному влиянию) [8, 117].
Итак, на основании изложенного можно сделать вывод: состояние языка на каждом отдельно взятом отрезке времени определяется существующими в нем возможностями и их реализацией, что проявляется как в синхронии, так и в диахронии, как в системе, так и в тексте.
Каждой конкретной фонологической системе какого-либо языка может быть поставлена в соответствие искусственно построенная абстрактная система (такая искусственно сконструированная система устанавливается на основании соответствий между n данных фонологических систем как набор дифференциальных фонологических признаков, общих для ряда языков). Абстрактная система представляет собой высший уровень абстракции по отношению к репрезентирующим ее фонологическим системам реальных языков, каждая из которых является реализацией возможностей абстрактной системы как системы высшего уровня.
Что касается текста, то его можно рассматривать в качестве последнего этапа превращения в действительность возможностей, существующих в абстрактной и конкретных фонологических системах.
Весь процесс языковой эволюции представляет собой беспрерывную цепь превращений возможности в действительность. Реализуясь, возможности превращаются в конкретные языковые явления со всем многообразием их свойств, связей, тенденций и особенностей развития. Ставшие действительностью возможности порождают новые возможности, которые являются закономерной основой возникновения новой языковой действительности.