Даниель не мог отказать в такой просьбе, хоть и подозревал, что Исаак хитрит и на самом деле просто хочет ещё раз взглянуть на его руку с кольцом. Ругая себя, что не догадался заранее спрятать кольцо в карман, он принялся торопливо продевать пуговицы в петли.
— С виду тяжёлое, — заметил Исаак. — Вы знаете, о чём я. Палец не оттягивает?
— Бывает.
— Кто вам его подарил? Очевидно, не женщина.
Даниель застегнул последнюю пуговицу и спрятал руки в карманы.
— Я тоже хочу кое-что вам дать. — Исаак следил взглядом за кольцом, пока оно не исчезло в кармане. Теперь он смотрел Даниелю прямо в глаза.
— Что, Исаак?
— Не столько дать, сколько представить вашему вниманию, — поправил себя Исаак. — Гуковы бумаги. Найденные в Бедламе. Привезённые сюда. Не самое близкое… и не самое далёкое… для меня место. После смерти… Роджера… я стал бывать здесь чаше. Я не мог работать… пока он стоял за спиной… и задавал вопросы. Так вот… я изучил документ… который был наживкой… на арабском аукционе… этим летом. Вы знаете, о чём я. Гуков отчёт о пациенте… который умер во время операции… и был воскрешён… другого слова не подберёшь… неким составом. Поразительный документ.
— Вы изготовили поддельную версию для де Жекса, — сказал Даниель, — но…
— Я вернулся к нему. В последние недели. Когда моё здоровье ухудшилось. Я добавил много примечаний. Расшифровал непонятное. Прояснил то, что Гук, не будучи алхимиком, понять не сумел. Знаю, на ваш взгляд это всё чушь. Но если бы вы позаботились о моих записках… проследили, чтоб они попали в нужные руки… мне было бы гораздо спокойнее.
— Хорошо, конечно. Где они?
— В библиотеке Роджера. Стол у окна. Верхний ящик справа.
— Я сейчас же за ними схожу, — пообещал Даниель, — и отвезу их к вам домой.
— Спасибо, — отвечал Исаак. — Положите их у меня в лаборатории. Вместе с остальным.
— С чем остальным? — спросил Даниель. Однако он ясно видел, что ответа не получит. Исаак сжался в комок и трясся, как вылезший из воды пёс. Даниель позвал Катерину Бартон. Они вместе собрали с пола одеяла и укрыли Исаака.
— Он попросил меня позаботиться о некоторых своих делах, — сказал Даниель, чтобы оправдать поспешный уход. — Я напишу в Тайный совет, что Исаак болен и не сможет присутствовать послезавтра на испытании ковчега.
— Нет! Ни в коем случае! — Мисс Бартон положила руку ему на запястье. Она знала, что её слова проникают в мозг любого мужчины, как пули, если при этом его коснуться.
— Мисс Бартон! — воскликнул Даниель. — Посмотрите на несчастного! Он не может…
— Дядя Исаак сказал мне, что должен присутствовать на испытании ковчега во что бы то ни стало. Даже если умрёт.
— Простите, но вы же не думаете это исполнить?
— «Даже если я умру, — сказал он мне, — усадите моё тело в портшез и отнесите в Звёздную палату». Именно это, доктор Уотерхауз, я и намерена исполнить.
— Что ж, Бог даст, он будет ещё жив.
Даниель мягко высвободил руку из нежных пальцев мисс Бартон и направился в библиотеку Роджера.
Ньюгейтская тюрьма
28 октября 1714
Следом звонарь, служащий прелюдией к палачу, подобно тому, как тоскливой мелодии предшествует бойкая увертюра, приходит терзать их мерзопакостными куплетами, будто людям в таком состоянии только и забот, что слушать несвоевременные стихи; вставши под окном, он исполняет следующую серенаду под аккомпанемент колокола из «Чёрного пса».
После оглашения смертного приговора тюремщики заперли двери Джековых апартаментов на замок и поставили снаружи вооружённых людей. Ему ни разу не дали спуститься в «Чёрный пёс». Теперь единственной связью с весёлой компанией в добром старом кабачке служил звон колокола над барной стойкой, извещавший посетителей, что им пора расходиться. Под его звуки Джек обыкновенно подносил к губам стакан портвейна из довольно большого запаса вин, присланных ему за последнюю неделю восторженными почитателями.
Сегодня, впрочем, его вечерний ритуал грубо нарушил звон колокольчика в сводчатом туннеле под «замком». В туннель выходила решётка подвала смертников. Завтра на Тайберне предстояло умереть не одному Джеку. С ним отправлялись шестеро узников «бедной стороны», у которых не нашлось средств или таинственных друзей, чтобы перебраться из подвала в более уютное место. Пользуясь тем, что слушателям некуда деться, полуночный звонарь исполнил перед решёткой такие вот тошнотворные стихи: