Киевская академия, представлявшая, по словам ее историка иеромонаха Макария (Булгакова), «средоточие всей духовной учености» XVII – начала XVIII в.[64], могла представить на аттестационный суд ряд сочинений, хотя и не бесспорных, но претендующих на научное значение. Тем не менее, вопрос о какой-либо последовательно действующей системе научной аттестации не вставал. Единственное до начала XIX в. присуждение ученой богословской степени в недрах Русской Православной Церкви, о котором сохранились сведения, состоялось на Киевском Соборе 1640 г.: степень доктора богословия была присуждена соборным решением архимандриту Исайе Трофимовичу Козловскому[65]. Мнения исследователей расходятся в вопросе: присуждение степени было оценкой конкретного сочинения или же общей богословской деятельности докторанта. Речь идет о знаменитом «Православном исповедании Кафолической и Апостольской Церкви Восточной», в авторстве которого подозревали архимандрита Исайю. Но традиция научно-богословской аттестации не была продолжена, и о какой-либо системе говорить в этом случае не приходится.
Некоторые русские богословы имели ученые богословские и философские степени, но получены они были в заграничных университетах, при особых оказиях. Таковые случаи исчислялись единицами.
Так, например, в 1698 г. получил ученую степень доктора философии и богословия при окончании коллегии святителя Афанасия в Риме архимандрит Палладий (Роговский), бывший питомец школы братьев Лихудов[66]. Степень была получена в униатском коллегиуме, однако полученные знания были использованы на благо Русской Православной Церкви: после покаяния и присоединения к православию архимандрит Палладий был назначен ректором московской Славяно-Греко-Латинской школы. Сама московская Славяно-Греко-Латинская академия прямой задачи формирования научных кадров перед собой не ставила, хотя и имела с самого своего учреждения вполне обоснованные научные претензии. Первые учителя – братья Лихуды – внесли свой вклад и в практику богословских полемик, и в их теоретическое обоснование, но до специальных научно-богословских занятий студентов дело так и не дошло[67]. Их преемники ставили перед собой преимущественно образовательные задачи, поэтому разработка системы их аттестации не стала актуальным вопросом.
В XVIII в. государственная и церковная власти постарались стимулировать развитие духовного образования. В 1721 г. решение этой задачи было заявлено в качестве одного из основных направлений деятельности как епархиальных архиереев, так и нового высшего церковного управления – Духовной коллегии (Святейшего Синода)[68]. При этом Духовный регламент – основополагающий документ синодальной эпохи – представлял наряду с архиерейской школой епархиального уровня более высокий и научный вариант – академию[69]. В Духовном регламен те указывается, что преподавателям академии необходимо повышать уровень знаний и углублять понимание преподаваемого богословия. Для этого рекомендовалось чтение источников, ученых книг, выработка самостоятельного взгляда на богословские вопросы, основанного на Священном Писании и Предании[70]. Однако ничего конкретного о научных занятиях ее преподавателей и выпускников в документе не говорилось: «ученость» и «остроумие» учителей предполагаемой академии представлялось как некоторая данность[71]. Разумеется, не было речи и об аттестации их научных успехов: единственным показателем уровня «учености», достигнутой выпускниками, было «свидетельство» от академии и от Духовной коллегии.
Еще менее можно было говорить о научном развитии богословия применительно к реальным духовным школам, учреждаемым епархиальными архиереями в первые «синодальные» десятилетия. С самого начала они имели главной задачей подготовку образованных ставленников на священнические места, а насущные проблемы, связанные с этой подготовкой, не позволяли даже ставить вопрос о развитии богословской науки. С развитием, с одной стороны, духовных школ в епархиях, с другой стороны, светской образовательной системы и академии постепенно превратились в такие же церковно-епархиальные учреждения, может быть с несколько более высоким уровнем образования. Разумеется, подготовка преподавателей для духовных школ – а эта задача скоро стала заявляться как самостоятельная – подразумевала некоторую оценку «учености» выпускников и их пригодности к преподаванию. Но этот вопрос для каждой духовной школы решал епархиальный архиерей, присматриваясь к студентам старших классов, иногда советуясь с ректором[72]. О выработке каких-либо объективных критериев на уровне конкретной духовной школы и тем более их обобщении и распространении на российское духовное образование в целом речь не шла. Поэтому вопрос о специальной подготовке научно-богословских кадров и их аттестации в духовной школе не вставал.
65
См.:
66
См.: Палладий Роговский, первый русский доктор // Сын Отечества. 1840. Т. 4. С. 548–628;
67
См.:
68
В Духовном регламенте новый – коллегиальный – орган высшего управления Русской Православной Церкви был назван Духовной коллегией, по примеру светских коллегий, уже учрежденных к тому времени в России. Так же этот орган назван в учредительном манифесте императора Петра I 25 января 1721 г. Однако на первом собрании коллегии 14 февраля того же года она была преобразована в Святейший Синод.
69
См.: Духовный регламент. СПб., 1721. Ч. 2: Домы училищные и в них учители и ученики, тако ж и церковные проповедники.
70
См.: Духовный регламент. СПб., 1721. Ч. 2: Домы училищные и в них учители и ученики, тако ж и церковные проповедники. § 7–8.