Но толкнув дверь, остановился.
Вокруг витали запахи мыльной пены, жарящегося мяса и плеск горячей воды в раковине.
Все столы, а также пол в моечной были завалены грязной посудой. Фонци плескался среди тарелок, и в первый миг я улыбнулся — здесь всё остаётся по-прежнему...
Но потом заметил, что губка плещется в лохани совершенно один. Никто не помогает ему с посудой, никто не ловит чистых тарелок...
Ложноножки его посерели от усталости, спинка покрылась налётом грязного жира.
— Привет, Фонци!
Поймав губку, я открыл кран с чистой водой и принялся промывать его от налёта. Затем выжал, погладил — губка благодарно задрыгал всеми присосками — и со вздохом опустил обратно в раковину.
— НОВИЧО-О-О-ОК! — знакомый рёв пролился на сердце, как тёплое подсолнечное масло.
— Привет, Папа Борщ.
Мы обнялись.
— А нам сказали, что ты к нам больше не вернёшься.
— Денница сказал?
— Он, гад ползучий.
— Я всё верну. Просто потерпите.
— Да мы особо-то и не напрягались, — повар пожал могучими плечами. — Ты же знаешь: мы на особом положении. Пока.
— Пока?
— Ну, этот рогатый сказал, что скоро нам не нужно будет кормить... сам знаешь кого. Что он порешает этот вопрос, потому что это же ОГРОМНОЕ расточительство — кормить невидимых и бесплотных тварей, от которых нет никакой пользы.
Я поморщился и сдавил пальцами переносицу.
— Он что, не в курсе, как в Сан-Инферно всё устроено?
— Этот парнокопытный заявил, что скоро всё изменится. Что он ЛИЧНО всё изменит.
Я кивнул.
Старая волынка. Поганец и Золотко тоже мечтали избавиться от гремлинов... Точнее, не избавиться. А просто выпустить их из Сан-Инферно, чтобы хозяйничать здесь самим.
Их совершенно не заботило, что станет с другими измерениями.
— Ладно, Папа, этим я тоже займусь, — пообещал я.
Одной проблемой больше, одной меньше — для меня уже не имеет значения. К тому же, вопрос гремлинов имеет прямое отношение к моим личным делам. Так что всё путём.
— Вот и ладно, — повар вытер могучие руки о фартук и широко улыбнулся. — Так мы... можем спокойно работать?
— Конечно, Папа, — я протянул руку.
— Ой, да ладно, — повар вновь сгрёб меня в могучие объятия. — Мы же семья.
Судя по хрусту косточек, Папа Борщ любил меня примерно, как родного сына.
Проходя мимо раковины, я сунул руку в воду, выловил Фонци и сунул в карман.
— Пришла пора взять небольшой отпуск, дружок, — я успокаивающе похлопал по намокшему карману и улыбнулся.
Папа Борщ как-то объяснил мне, что грязная посуда — не его епархия. Он должен бесперебойно готовить еду, а в чём её подавать — проблема хозяев клуба... И если посуда закончится — им придётся ответить.
Совершив эту небольшую месть, я почувствовал себя лучше.
А сойдя со ступеней клуба, остановился в некоторой растерянности.
Я всегда думал, что Лола живёт прямо в клубе, и просто не представлял, где она может обитать.
Может попробовать разыскать Энди? Он наверняка или где-то в городе, или в казармах.
Я вспомнил, как выглядит Сан-Инферно с высоты полёта на чоппере.
Отыскать в этом гигантском стоге сена одну-единственную иголку в зеркальном шлеме — никаких магнитов не хватит.
Медленно я двинулся вдоль проспекта Потерянных Душ.
Ночь только вступала в свои права.
Багровый зрачок Люцифера сонно помаргивал и мигал, обещая разгореться как следует в самое ближайшее время.
Прохожими тротуары не блистали. В-основном это были ранние гуляки, которым не терпелось вкусить разрешенных удовольствий. И те, кто привык выходить на работу пораньше.
А ещё я заметил, что некоторые бросают в мою сторону удивлённые взгляды...
Значит о том, что я уже не вернусь, Денница успел растрезвонить не только в "Чистилище".
Ну, это он зря... Поспешишь — драконов насмешишь, говорят в Заковии.
Посмотрим, кто из нас будет смеяться последним.
— П-ссс...
— Ну наконец-то! — я даже улыбнулся, от облегчения. — Ты почему ушел из клуба, Труффальдино?
— Волки.
— Да, прости. Я не подумал.
Крылокош выглядел немного потрёпанным. Белая грудка посерела, пёрышки на крыльях слиплись. Он уже не выглядел вальяжным и ухоженным домашним любимцем, а больше походил на своих уличных собратьев.
— Денница сказал, если поймает, сделает из меня чучелко, приклеит к дощечке и выставит на барную стойку, — пожаловался крылокош.
— Не бойся. Не сделает, — взяв животинку на руки, я направился к открытому кафе, столики которого выплёскивались прямо на проспект. Выбрал место лицом к улице и усадил крылокоша на колени. — Есть хочешь?