Повторим еще раз: к счастью для людей, человеческая мысль, лишь только она покидает чувственную природу, неизбежно впадает в заблуждения и вскоре бывает вынуждена вернуться к природе. Игнорируя природу и ее энергию, выдумывая бога, который приводит ее в движение, разум все же не способен составить себе представление о боге и вынужден делать из него человека по своему образу и подобию; он думает создать бога, придав ему свои собственные качества; он думает сделать эти качества более достойными владыки мира, чрезмерно преувеличивая их, а в действительности, нагромождая друг на друга абстракции, отрицания, преувеличения, уничтожает их или делает совершенно непонятными. Человек, перестав понимать самого себя и заблудившись в собственных вымыслах, воображает, будто он обрел бога, между тем как в действительности им выдумано какое-то фантастическое существо. Бог, наделенный нравственными качествами, создан по образцу человека; бог, наделенный атрибутами теологии, не имеет никакого образца и вовсе не существует для нас: из нелепого смехотворного сочетания двух столь различных существ может получиться лишь простой призрак, с которым у нас не может быть никаких сношений и заниматься которым совершенно бесполезно.
Действительно, чего нам ждать от такого бога, каким его рисуют? Что мы можем просить у него? Если бог духовен, то как может он приводить в движение материю и направлять ее против нас? Если он установил законы природы и наделил вещи их сущностью и качествами, если все совершающееся является доказательством и плодом его бесконечного провидения и глубокой мудрости, то зачем обращаться к нему с мольбами? Если мы станем просить его изменить ради нас неизменный ход вещей, то сумеет ли он, даже если бы захотел, отменить свои неизменные повеления? Станем ли мы требовать, чтобы ради нас он заставил действовать вещи вопреки присущей им природе? Может ли он воспрепятствовать тому, чтобы твердое по своей природе тело вроде камня не ранило при падении хрупкого тела вроде человеческого организма, обладающего способностью чувствовать? Не станем же требовать чудес от этого бога, каким бы он ни был: несмотря на все приписываемое ему всемогущество, бог не сможет воспользоваться последним благодаря своей неизменности; его благость будет бороться с его суровой справедливостью; его разум станет мешать всяким изменениям, которые он хотел бы произвести в своих планах. Таким образом, приписывая богу несовместимые атрибуты, теология делает из него какое-то неподвижное, бесполезное для человека существо, которое не способно производить чудеса.
Быть может, нам скажут, что творец всех вещей обладает бесконечным знанием, что в созданных им существах ему известны скрытые от человеческого невежества свойства и что, не изменяя ничего ни в законах природы, ни в сущности вещей, он в состоянии вызывать явления, поражающие наш слабый разум, но нисколько не противоречащие установленному им самим порядку. Я отвечу на это, во-первых, что все согласующееся с природой вещей не может быть названо ни сверхъестественным, ни чудесным. Без сомнения, есть немало вещей, которые выше нашего разумения, но все происходящее в мире естественно, и гораздо проще приписывать его самой природе, чем какому-то верховному началу, о котором мы не имеем никакого представления. Я отвечу, во-вторых, что под словом чудо понимают явление, которое не способна произвести природа, как думают те, кто ее не знает. Я отвечу, в-третьих, что словом чудо теологи всех стран обозначают не какое-то необычайное явление природы, но факт, резко противоречащий законам этой природы, которой, однако, как уверяют нас, управляют установленные божеством законы. "Чудо, - говорит Буддеус3,- это действие, благодаря которому приостанавливаются законы природы, от которых зависит порядок и сохранение вселенной" ("Traitй de l'athйisme", p. 140). С другой стороны, если бог в поражающих нас или непонятных для нас явлениях лишь приводит в действие неизвестные человеку силы, то надо заметить, что в природе нет ничего, чего нельзя было бы назвать в этом смысле чудом, так как, например, причина падения камня нам также не известна, как причина вращения земного шара. Наконец, если бог, делая чудо, пользуется лишь своим особым знанием природы, чтобы поражать нас, то он поступает просто как некоторые ловкие или более знающие люди, которые, спекулируя на незнании толпы, приводят ее в удивление своими фокусами и чудесными секретами, используя ее невежество или недомыслие. Объяснять явления природы при помощи чудес - значит просто утверждать, что истинная причина этих явлений не известна; приписывать их какому-то богу - значит сознаваться в том, что не знаешь возможностей природы и нуждаешься в каком-нибудь слове для их обозначения, значит верить в магию. Приписывать бесконечно разумному, мудрому и неизменному существу чудеса, при помощи которых оно отменяет свои законы,- значит сводить на нет все его качества. Всемогущий бог не нуждался бы ни в каких чудесах, чтобы управлять миром или убеждать созданные им существа, ум и сердце которых и без того были бы в его руках. Чудеса, о которых говорят все религии на свете, ссылаясь на них как на доказательство интереса всевышнего к людям, доказывают лишь непостоянство этого существа и неспособность его убедить людей в том, что он хочет им внушить.
Наконец, нам приводят последний довод: нас начинают спрашивать, не лучше ли зависеть от мудрого, разумного и благого существа, чем от слепой природы, в которой мы не находим ни одного утешительного качества, или от роковой необходимости, неумолимо равнодушной к нашим воплям. Я отвечу, во-первых, что реальность вещей вовсе не зависит от нашей заинтересованности в них и если бы даже нам было выгоднее иметь дело со столь благосклонным к нам существом, каким изображают бога, то этим все же еще не доказывалось бы бытие этого существа. Я отвечу, во-вторых, что это столь мудрое и благое существо нам рисуют, с другой стороны, как безрассудного тирана и человеку выгоднее зависеть от слепой природы, чем от существа, добрые качества которого постоянно опровергаются самими же теологами. Я отвечу, в-третьих, что если мы станем правильно изучать природу, то сумеем благодаря этому стать настолько счастливыми, насколько это только допускает наша сущность. Когда, прибегнув к содействию опыта и разума, мы подвергаем исследованию природу, она раскрывает нам наши обязанности, то есть необходимо обусловленные ее вечными и необходимыми законами средства обеспечения нашего самосохранения, нашего счастья и счастья общества, без которого мы не можем быть счастливыми на земле. В природе мы находим все необходимое для удовлетворения наших физических потребностей; в природе мы находим обязанности, без которых не можем жить счастливо в отведенной нам области. Вне природы мы находим лишь пагубные призраки, благодаря которым не знаем своих обязанностей ни по отношению к самим себе, ни по отношению к существам, с которыми мы связаны узами общественной жизни.
Таким образом, природа вовсе не является по отношению к нам мачехой; мы не зависим от неумолимого рока. Обратимся же к природе; она доставит нам всяческие блага, если мы воздадим ей должные почести; она доставит нам средства преодолеть наши физические и духовные бедствия, если мы станем советоваться с ней; она карает нас и обнаруживает к нам строгость лишь тогда, когда, отвернувшись от нее, мы начинаем кощунственно кадить фимиам идолам, возведенным нашим воображением на принадлежащий ей трон. Она наказывает неуверенностью, ослеплением, раздорами, безумием всех тех, кто сажает на принадлежащее ей место тлетворного бога.
Если бы даже мы признали на мгновение эту природу мертвой, бездушной, слепой или сделали из случая владыку вселенной, то не лучше ли для нас было бы зависеть от абсолютного небытия, чем от бога, которого необходимо знать, но о котором нельзя получить никакого представления и с которым при желании составить себе такое представление приходится связывать самые противоречивые, неприятные, возмутительные и пагубные для человеческого спокойствия понятия? Не лучше ли зависеть от рока или судьбы, чем от какого-то безрассудного бога, наказывающего созданную им тварь за недостаточный разум и знания, которые он сам же ей дал? Не лучше ли броситься в объятия слепой, лишенной мудрости и каких бы то ни было планов природы, чем всю жизнь дрожать под бичом всемогущего разума, для того только и создавшего свои величественные планы, чтобы жалкие смертные обладали свободой противоречить им и нарушать их, неизменно становясь благодаря этому жертвами его неумолимого гнева. Хотя милорд Шефтсбери4 является очень ревностным теистом, но он правильно замечает, что "многие добродетельные люди стали бы спокойнее душой, если бы получили уверенность в том, что они зависят только от слепого рока: мысль о том, что бог существует, вызывает у них больший трепет, чем мысль о том. что он не существует". См. "Письмо об энтузиазме"; см. тают ч. II гл. XIII этого сочинения.