Потом, когда все разъехались, Витька зашел ко мне в камеру:
– Чего стряслось?
– А что, не видно, что я посажен за неотдание воинской чести?
– Видно.
– Ну, вот и хорошо!
– А чего ты ее не отдал?
– От природной злобности, конечно. Ты старпому позвонил?
– Не-а.
– Звони. Это его друзья из штаба ему мелко гадят. Начштаба меня прекрасно знает. Так что этот баллон на Андрей Антоныча катится, я с ним сегодня в Североморск должен был ехать.
И Витька позвонил старпому.
Что было потом, это мне отдельно рассказали.
Андрей Антоныч и без Витькиных подзуживаний все понял с полоборота, выкатил глаза и позвонил командующему. Очевидцы этого разговора уверяют, что командующего он назвал «уродом», а начштаба – «гандоном». И еще он им сказал, что ни тот, ни другой больше расти по служебной лестнице не будет, потому что через пять минут у них в гарнизоне случится чрезвычайное происшествие. У них старший помощник командира «К-193» ворвется в штаб флотилии с автоматом наперевес и пятью рожками расстреляет им все стены.
Через десять минут Витька меня освободил:
– Вылазь! Старпом ждет.
А еще полчаса мы выехали с Андрей Антонычем в Североморск.
Зам похож на животное. По мыслям и вообще.
Когда встали в завод, то так получилось, что в первый раз на выход в город мы отправились с ним вместе.
Он идет впереди, я за несколько метров сзади. Подходим к КПП, и на посту ВОХР к нему с криком «Коля! Дорогой!» кидается на шею «вохрушка».
Зам съеживается, будто его дубиной вдоль хребта огрели, потом он озирается и раскрывает объятья, в которые та «вохрушка» сейчас же попадает, а меня он замечает слишком поздно – она все еще у него в руках.
Видите ли, зам у нас наблюдает за нравственностью, – она, вроде кобылы в кустах, все время должна быть, – а тут – такое невезенье.
Он потом зашел ко мне на пост, и у нас с ним состоялся следующий разговор:
– Александр Михалыч!.. эм-м-м…
– Николай Пантелемоныч!.. э-э-э…
– Александр Михалыч!.. а-а-ат.
– Николай Пантелемоныч!.. к-к-ке.
И так минут пять.
Повторяя из раза в раз друг другу имя и отчество, мы следили в основном за изменением интонации.
Со стороны зама она была сперва настороженной, служебной, потом в ней проглядывала надежда, потом – смущение и, наконец, облегчение и покорность судьбе.
С моей стороны она была такой, что я всячески демонстрировал понимание, что ли, как еще сказать, черт его знает.
Затем помолчали минуты три, зам при этом смотрел все время в пол, как школьник, и мял в руках воображаемую соломенную шляпу.
После он вышел, успокоенный.
Да. Жопа парусом в ожидании ветра.
Не сдал я никому зама.
Хуй с ним, пусть живет.
Я стою и смотрю, как светофор переключается – красный-зеленый и чуть-чуть немного желтый.
Здорово.
Красиво.
И как же я раньше не видел, что это красиво? Как же я раньше не замечал?
Я многого не замечал – что воздух, что хвоей пахнет и ветер врывается в грудь и холодит там, что солнце и люди от него гримасничают, и что все это прекрасно, просто отлично.
Вот я стою на переходе, а он переключается.
Светофор. Я даже засмеялся – хорошо на душе.
Мы в автономке год почти были с редкими перерывами, я даже ходить разучился, кости болели, особенно колени и голень.
Мы потом в Сочи, в санаторий, приехали с Саней и ходили с ним птичек слушать.
Дождик капает.
Он оставляет на лице прохладу.
Как же я раньше-то не ощущал то, что он оставляет.
И листва под дождинками тревожится-тревожится – обалдеть!
– Вы идете?
Это меня спросили.
– Куда?
– Так светофор же загорелся! Зеленый!
– А-а… да-да… нет, спасибо, я еще постою.
– Товарищ капитан первого ранга! Разрешите доложить: в четвертой казарме нет воды!
Я – старший в экипаже, поэтому, доложив, я даже почувствовал что-то вроде облегчения.
Наш начальник штаба за столом лицом напоминает Иуду.
В смысле, такой же благородный, но только с виду.
А в движении он похож на душевнобольного, потому что большими, костистыми руками он вдруг начинает как бы загребать все со стола, складывая все это в несуществующий сундук с драгоценностями.
– Иииии-я!!! – вдруг говорит он зловеще, а потом наклоняется и еще загребает. – Из говна!!! (Все еще загребает.) Создаю светлое будущее!!! (Кто бы возражал.) Леплю я, понимаешь?!! (Понимаю.) Много!!! Леплю!!! (Еще раз понимаю.) А ты!!! Блядь!!! Приходишь сюда со своим говном!!! (Странно.) И мешаешь его в мое!!! (Не потерял бы мысль.) И вот, я уже из нашего общего говна должен лепить это светлое будущее!!! А?!! Как?!! (Ну, в общем, логично.) Что?!! Хорошо, да?!!! Хорошо?!!! (Наверное, хорошо, я не знаю.) А не пошел бы ты на хуй!!! На хуй!!! НА ХУЙ!!!