Тогда несколько богатых и влиятельных семейств собрались вместе и наконец решили послать кого-нибудь на хребет Цанцюн, чтобы просить помощи у бессмертных совершенствующихся.
Шэнь Цинцю перечитал эти записи уже множество раз, однако так ничего и не сумел из них почерпнуть.
«Кто, чёрт побери, такой этот Кожедел?! Никогда о таком не слышал! — кипятился он про себя, получив задание. — Должно быть, эта хренотень — какая-то добавленная линия или скрытая часть сюжета. Он опасен? Каков уровень его боевой мощи? Сможет ли этот старший братец его одолеть? Мы о таком не договаривались!!!»
На все его возмущения Система отреагировала следующим:
[О чём не договаривались? Ваша предыдущая идентичность — читатель романа, а книга — это продукт художественного творчества, в процессе которого писатель делает выбор, что сократить, а что оставить. Теперь же, став частью этого мира, Вы должны пережить все события, большие и малые, на личном опыте, и в том числе вам предстоит завершить сюжетные линии, исключённые из оригинального романа.]
Так что Шэнь Цинцю ничего не оставалось, кроме как посвятить эти несколько дней упорному совершенствованию; всё, чего он хотел — это научиться свободно управлять своей энергией, чтобы не погибнуть у ног главного героя от лап какой-то нечисти, о которой он прежде даже не слышал — это всё равно что скончаться, не успев отправить войска на победоносную войну!
Ло Бинхэ всё ещё оставался снаружи, а потому Шэнь Цинцю не смел ослабить бдительность. С тревогой ловя каждый шорох, он принялся копаться в содержимом повозки — чего там только не было! Открыв ящик, где было с полдюжины чайных сервизов, мужчина попросту утратил дар речи. В прошлой жизни Шэнь Юань, как-никак, тоже был отпрыском состоятельной семьи [16], однако при этом отнюдь не страдал этой болезнью богачей — тягой к показной роскоши.
В это мгновение снаружи раздался взрыв хохота, и Шэнь Цинцю вновь выглянул из повозки.
Ло Бинхэ одиноко брёл в хвосте процессии, периодически переходя на бег. Время от времени всадники специально кружили вокруг него, вздымая пыль, отчего мальчик был покрыт ею с головы до ног.
При виде этого Шэнь Цинцю поневоле стиснул рукоять веера с такой силой, что костяшки начали зудеть.
«Это — всего лишь книга, — твердил он про себя. — Все они — вымышленные персонажи». Умом Шэнь Цинцю отлично понимал это, но… когда живого героя подобным образом высмеивают и унижают у тебя на глазах, а ты и пальцем шевельнуть не можешь — это в самом деле кажется чересчур реальным.
Пару раз безрезультатно попытавшись убедить своих товарищей прекратить, Нин Инъин наконец поняла, что её вмешательство приводит к противоположному эффекту, и, подстегнув лошадь, поехала бок о бок с повозкой, взывая к Шэнь Цинцю:
— Учитель! Вы только посмотрите на шисюнов!
Сердце Шэнь Цинцю дрогнуло, но он всеми силами старался этого не показывать.
— А что с ними не так? — равнодушно [17] бросил он.
Голос Нин Инъин звучал так, будто это ей нанесли горькую обиду.
— Они так издеваются над другими, а вы и слова им не скажете! — с вызовом бросила девочка. — Если так пойдёт и дальше… учитель, чему вы научите своих учеников? В кого они вырастут?
Даже перед лицом открытого обвинения Мин Фань и его товарищи отнюдь не почувствовали угрызений совести — ведь в былые дни Шэнь Цинцю сам приучил их к подобному поведению своим молчаливым попустительством. Чем более жестоким мучениям они подвергали Ло Бинхэ, тем больше радовался учитель, так к чему сдерживать себя?
Сильнее всех ликовал Мин Фань: в тот день на заднем склоне горы Ло Бинхэ применил какую-то неведомую дьявольскую технику, которой научился неведомо где, и сыграл со своими шисюнами злую шутку; сегодня же, в присутствии учителя, он больше не осмелится поднять головы!
— Гм. — Шэнь Цинцю наконец подал голос, ограничившись единственной фразой: — Ло Бинхэ, иди сюда.
На лице мальчика не дрогнул ни один мускул — ведь он уже успел к этому привыкнуть.
— Да, — отрешённо ответил он и подошёл к повозке.
Остальные продолжали злорадствовать, думая, что сейчас ему попадёт по первое число — однако мгновение спустя их картина мира разлетелась вдребезги!
Приподняв завесу складным веером, Шэнь Цинцю указал подбородком на Ло Бинхэ, а затем — бросил взгляд внутрь повозки; пусть он при этом не проронил ни слова, значение этого жеста было очевидно.
— А-Ло, скорее садись в повозку! — радостно заголосила Нин Инъин. — Учитель позволил тебе ехать с ним!
Гром! Среди! Ясного! Неба!
Не будь Мин Фань и остальные до глубины души уверены, что их учитель много лет назад достиг бессмертия, будучи образцом нравственного совершенства, они заподозрили бы, что их наставником овладела нечистая сила!
Ло Бинхэ также застыл на месте от удивления; однако он быстро пришёл в себя: лишь мгновение помедлив в нерешительности, он ответил:
— Большое спасибо, учитель! — и забрался в повозку. Там он, тщательно оправив полы одежды, забился в уголок, чинно сложив руки на коленях, и сидел неподвижно, будто боялся, что его самолично латаная-перелатанная одежда запачкает кузов.
[Предупреждение…] — пиликнула Система.
«Предупреждение отклоняется, — заявил Шэнь Цинцю. — Эта сторона не допустила никакого ООС».
Система не замедлила возразить:
[Персонаж «Шэнь Цинцю» не мог совершить поступок, избавляющий Ло Бинхэ от трудностей. Решение: уровень ООС — 100%.]
«Насколько хорошо ты изучила сложный внутренний мир этого персонажа? — парировал Шэнь Цинцю. — Делать этого ради Ло Бинхэ он бы, конечно же, не стал. Но что если моя цель состоит в том, чтобы Нин Инъин не разочаровалась во мне? Нин Инъин — моя горячо любимая ученица, она просила меня вмешаться — как я мог остаться глух к её мольбам?»
[…] — выдала на это Система.
«А потому моё поведение полностью соответствует логике образа Шэнь Цинцю! — торжествующе заключил мужчина. — Предупреждение недействительно!»
За эти дни общения с Системой Шэнь Цинцю наконец начал мало-помалу находить лазейки: хоть она действовала по правилам, те на поверку были не такими уж железобетонными; а значит, как и с любыми гибкими правилами, всегда остаётся возможность поторговаться…
Так и есть — Система так и не придумала подходящего аргумента, позволяющего снять баллы. Шэнь Цинцю чувствовал себя таким неимоверно [18] крутым после первой победы, что распиравший его смех поневоле вырвался наружу.
***
Шэнь Цинцю сидел в повозке и медитировал с закрытыми глазами, будто погрузившись в глубокую задумчивость. Внезапно с его стороны послышался тихий смех, и Ло Бинхэ, не удержавшись, украдкой взглянул на учителя.
Сказать по правде, он вовсе не удивился бы, окажись всё это очередной жестокой шуткой: хоть Ло Бинхэ всегда искренне почитал Шэнь Цинцю, он не питал иллюзий относительно того, как учитель к нему относится и какими глазами на него смотрит.
С самого начала, когда его позвали в повозку, мальчик ожидал, что его ждёт ещё более суровое испытание, мысленно подготовившись ко всему — и уж никак не думал, что Шэнь Цинцю будет настолько лень разбираться с ним, что вместо этого он, не обращая внимания на сидящего рядом ученика, погрузится в медитацию.
Тут Ло Бинхэ пришло в голову, что прежде он никогда не был так близко к учителю, никогда не имел возможности рассмотреть его столь пристально.
Что до наружности Шэнь Цинцю, то тут было решительно не к чему придраться: может, он и не был первым красавцем, однако обладал приятной внешностью, на которую, казалось, можно было любоваться вечно. Черты его развёрнутого вполоборота лица словно отполировали чистые воды горного источника, и когда они не были скованы холодом, к ним возвращалась лучезарная мягкость.
Открыв глаза, Шэнь Цинцю обнаружил, что Ло Бинхэ его рассматривает — сейчас во взгляде мальчика проглядывали его будущие черты: «Глаза — словно две льдистые звезды, зубы блестят в лёгкой улыбке, с губ слетает тихая непринуждённая шутка».