[9] Игла, сокрытая в мотке шелка 绵里藏针 (miánlǐcángzhēn) – в букв. пер. с кит. «игла, спрятанная в шелковых оческах», кит. идиома, означающая «держать камень за пазухой», «мягко стелет, да жестко спать», «на устах мёд, а на сердце лёд».
[10] Лучше верить, чем не верить – 宁可信其有，不可信其无 (nìngkě xìn qí yǒu, bù kě xìn qí wú) – цитата из пьесы 盆儿鬼 (Pén er guǐ) – в пер. с кит. «Обличающий таз» или «Душа в стенках таза» – о тазе, слепленном из глины, смешанной с пеплом убитого, который громогласно обличает убийцу. Здесь присутствует игра значений, так как образно эта фраза означает «Береженого Бог бережет» – то есть, тем самым Шэнь Цинцю намекает Лю Цингэ на то, что он не теряет бдительности.
[11] Воя белугой – в оригинале 鬼哭狼嚎 (guǐ kū láng háo) – в букв. пер. с кит. «стенать, как призрак, и выть, как волк».
[12] Брат по школе стал кем-то вроде родного брата – в оригинале используется игра слов: имя Цингэ 清歌 (Qīnggē) является омонимом слова 亲哥 (qīn gē) – старший брат по крови.
[13] Вошли в силу 倾巢而出 (qīng cháo ér chū) – в букв. пер. с кит. «вылетели всем гнездом».
[14] Тело было давным-давно уничтожено – 损毁 (sǔnhuǐ) может означать как «уничтожено», так и «повреждено».
Глава 67. Трое в пути
Царства людей и демонов можно было уподобить двум сторонам листа бумаги: сколько ни веди линию по одной стороне, на другую она не перейдет.
Однако же Синьмо по силам было слить эти два измерения в одно.
К примеру, в оригинале Ло Бинхэ использовал свой меч, чтобы соединить реку Ло в Царстве людей и хребет Майгу из Царства демонов, в результате чего посередине реки возник скалистый остров.
Когда Шэнь Цинцю на пальцах объяснил все это Лю Цингэ, тот озадаченно сдвинул брови:
— Неужто это и вправду возможно?
«Еще как — по крайней мере, у Ло Бинхэ из оригинального романа получилось!» — подумал Шэнь Цинцю и лишь торжественно кивнул в ответ.
— В это не так-то просто поверить, — изрек Лю Цингэ после продолжительного молчания. — Тебе понадобятся недюжинные доказательства, чтобы убедить остальных.
А вот с этим дело обстояло значительно хуже — от одной мысли об этом у Шэнь Цинцю начинала раскалываться голова.
— Учитель, почему бы не спросить меня? — внезапно вмешался прежде молчаливый Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю не успел ответить, когда обогнавший их Лю Цингэ нарочито фыркнул.
Чтобы понять, что именно он тем самым хотел сказать, не требовалось дополнительных пояснений: в жилах давным-давно отпавшего от своей школы Ло Бинхэ текла кровь демона, а весть о его деяниях распространилась до самых дальних границ. Под его началом дворец Хуаньхуа превратился в какое-то царство тьмы, так что, хотя позиция процветающей школы лишь укрепилась, остальные больше не хотели иметь с ней никакого дела — от нее, что называется, осталось одно лишь имя.
Так что, спрашивай — не спрашивай, шансов, что к нему хоть кто-нибудь прислушается, было еще меньше, чем с Шэнь Цинцю…
И все же заклинатель предпочел не озвучивать все это, дабы пощадить хрупкое сердце своего ученика. Выдавив натужный смешок, он тотчас ощутил новую тяжесть на левом плече.
На него словно бы невзначай приклонил голову Ло Бинхэ.
Полагая, что это — преддверие очередного бесстыжего поползновения, Шэнь Цинцю раздраженно тряхнул плечом, но тотчас обнаружил, что веки ученика крепко смежены — тот умудрился мигом провалиться в глубокий умиротворенный сон, являя собой до невозможности трогательную картину.
Только что поддерживал осмысленную беседу — и вот уже заснул, стоя на мече?
Подхватив его под локоть, чтобы невзначай не свалился, Шэнь Цинцю тихо окликнул его:
— Ло Бинхэ?
Никакой реакции. Подождав, Шэнь Цинцю понизил голос:
— …Бинхэ?
Ему пришлось повторить это еще пару раз, прежде чем его ученик наконец открыл затуманенные дремой глаза.
— Устал? — вырвалось у Шэнь Цинцю.
Они покинули Священный мавзолей какую-то пару дней назад, и, хоть Ло Бинхэ, похоже, успешно удалось исцелить свои раны, вполне возможно, что без побочных эффектов все же не обошлось — взять хоть эту внезапную сонливость.
— Нет, — затряс головой тот.
Задумавшись на мгновение, Шэнь Цинцю перевел взгляд на Лю Цингэ, который, сложив руки на груди, неодобрительно созерцал эту сцену.
— Шиди Лю, как насчет того, чтобы, миновав пограничные земли, тебе вернуться на хребет Цанцюн вперед нас? Там ты мог бы созвать наших старших братьев и сестер на всеобщее собрание.
— А ты? — Глаза Лю Цингэ сами собой расширились при этих словах.
— Ну а я подоспею несколько позже. Похоже, Ло… Бинхэ понадобится несколько дней, чтобы восстановить силы.
— Я пустился в путь, чтобы вернуть тебя, — выдохнул Лю Цингэ.
Шэнь Цинцю заколебался, воззрившись на молчаливого Ло Бинхэ — тот свесил голову, являя собой образ безупречно преданного и послушного ученика.
— Всего одну ночь, — наконец выдавил Шэнь Цинцю.
Прожигая взглядом притулившегося к учителю Ло Бинхэ, Лю Цингэ сурово бросил:
— Об этом не может быть и речи.
Ну и что ему, спрашивается, оставалось делать?
Одну стражу [1] спустя они благополучно пересекли границу, остановившись у дверей самого большого постоялого двора в городе.
Поскольку этот город отстоял довольно далеко от Центральной равнины [2], запрудившие его люди происходили из великого множества мелких школ и кланов. Им редко доводилось видеть хотя бы одного богоподобного бессмертного мастера известной школы, не говоря уж о троих, каждый из которых был еще краше предыдущего [3], так что их быстро обступили зеваки.
Вцепившись в Чэнлуань мертвой хваткой, Лю Цингэ с напыщенным видом проследовал внутрь, очутившись в богато декорированной прихожей, стены которой так и переливались в свете многочисленных светильников. Стоило им ступить за порог, как к ним устремился усердный приказчик.
— Шиди Лю, ты уверен, что желаешь к нам присоединиться? — вновь спросил у спутника Шэнь Цинцю.
По правде, он всегда почитал, что Лю Цингэ, которому чуждо все человеческое [4], если и нисходит до обычного сна, то предпочитает дремать среди облаков на мече, ни на мгновение не прекращая своего непрерывного самосовершенствования.
— Мне так спокойнее [5], — бросил Лю Цингэ, перехватывая меч.
При этом он впервые встретился взглядом со стоящим за спиной Шэнь Цинцю Ло Бинхэ — теперь пришла очередь того фыркнуть, первым отводя глаза, причем губы изогнулись в неприязненной улыбке. При этом Лю Цингэ с такой силой стиснул рукоять Чэнлуаня, что набрякшие вены на запястье потемнели.
Видя, что дело вот-вот окончится перебранкой, Шэнь Цинцю поспешил заметить:
— Если хочешь что-то сказать, так говори начистоту — нечего держать это в себе.
С этими словами он повернулся к ученику — тот встретил его взгляд, невинно хлопая ресницами.
— Все господа почтят нас своим присутствием? – подобострастно поинтересовался приказчик.
Поскольку Лю Цингэ проигнорировал вопрос, Шэнь Цинцю пришлось отвлечься от созерцания побледневших губ ученика, который выглядел так, словно того и гляди грохнется в обморок.
— Верно, — отрывисто бросил он.
— Сколько комнат понадобится господам?
— Три… — начал было Шэнь Цинцю, однако Ло Бинхэ перебил его:
— Две.
При этом лицо Лю Цингэ приняло столь суровое выражение, словно у судьи пред лицом закоренелого преступника [6].
— Да-да, будьте любезны подготовить две комнаты, — с улыбкой подтвердил Ло Бинхэ.
— Три, — отрубил Лю Цингэ.
— Прошу прощения, а кто будет платить? — расплылся в самодовольной улыбке Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю и Лю Цингэ застыли от потрясения.
Что до Шэнь Цинцю, то с ним все было ясно: он только что спасся из логова демонов [7], так откуда у него при себе средства? С Лю Цингэ дело обстояло еще проще: будучи столь далеким от суетного мира заклинателем, который спускается со своего пика, лишь чтобы сражаться, повергая в пыль противников, он едва ли помнил, что такое деньги.