Глава клана Баци и тут не преминул вмешаться:
— Если он вынудил ее, в этом нет ее вины. Но зачем же она, зная, что носит во чреве отродье демона, дала ему рождение?
— И то правда, — тотчас поддержал его кто-то, — ведь, не дай она ему жизни, тем самым Су Сиянь избавила бы мир от этого бедствия во плоти. Отчего бы ей не прервать беременность?
— Позор, сущий позор! Неудивительно, что я прежде не слыхал об этой Су Сиянь — само собой, дворец Хуаньхуа сделал все, чтобы замять этот скандал. Взрастить предательницу в своем гнезде — если бы она не умерла на месте, то опозорила бы честь своего учителя!
Внимая этому гласу народа, великий мастер Учэнь некоторое время колебался, качая головой, но в конце концов решился:
— Послушайте, ни к чему чернить репутацию милостивой госпожи [4] Су, которая, ко всему прочему, давно опочила. Все не так просто, как представляется господам. Им следует принять во внимание, что сила крови демона не дозволила бы матери погубить плод, накрепко связав его жизнь с ее собственной — попытка прервать беременность была бы самоубийственной. И все же Су Сиянь, обладая гордой и бесстрашной натурой, не пожелала примириться со своим положением, терпя косые взгляды и пересуды. Приняв у старого главы Дворца снадобье, смертельное для демонов, она оставила дворец Хуаньхуа, и впредь никто ее не видел. Во имя милости Будды [5], попрошу господ следить за своими речами [6].
Лицо Ло Бинхэ ничего не выражало, однако его пальцы то сжимались в кулак, то вновь распрямлялись.
Рядом с ними кто-то с жаром прошептал:
— Дитя, отвергнутое матерью еще до рождения — ни капли милосердия к собственной плоти и крови! Как может женщина быть столь жестокосердной!
— Верно, не поддайся она соблазну, какое великое ее ждало бы будущее! Имя Су Сиянь прогремело бы по всему миру заклинателей!
— Ни за что не пошла бы на подобное даже ради всех сокровищ мира: подумать только, закрутить интрижку с демоном, чтобы он наградил тебя своим проклятым семенем! Вот уж спасибо, несите мимо подобное подношение, пусть бы и на драгоценном подносе.
— Видимо, Су Сиянь со стыда не смела взглянуть в глаза своему наставнику, вот и сбежала.
— Все это никак не касается Тяньлан-цзюня, — внезапно вновь возвысил голос глава клана Баци. — И основывается лишь на словах старого главы Дворца. — Зал погрузился в мертвую тишину. Не замечая повисшего в воздухе напряжения, глава клана Баци продолжил: — Я всего лишь высказываю собственное мнение, но, по-моему, вам стоит его услышать. Неужто вы и впрямь устроили засаду на горе Байлу, приняв эту историю за чистую монету? Сдается мне, что все это от начала до конца — не более чем выдумки отвергнутого любовника. Более того, отправить невинную девушку к известному своим коварством демону, учить ее притворяться и обманывать и в конце концов, снабдив ее опасным зельем, выдворить с глаз долой — все это представляется мне просто возмутительным. Мы в нашем клане Баци никогда бы не поступили так с сотоварищем.
Его слова изрядно удивили Шэнь Цинцю: неужто даже этот самодовольный баран [7] способен призвать к здравому смыслу толпу, жаждущую лишь поругания себе подобных? Похоже, его IQ также претерпел любопытные метаморфозы с момента их последней встречи, явно превысив полагающийся обычному статисту уровень.
— Вздор! — выплюнул настоятель Уван, сдвинув седые брови. — Демоны испокон веку ополчались на Царство людей — и что же, нам следовало подождать, пока Тяньлан-цзюнь утопит наши школы в крови? Да и мыслимо ли возводить на главу уважаемой школы обвинения в столь гнусных злодействах? Что же до этого демонического отродья, то разумеется, нельзя было дать ему появиться на свет! Остается посетовать на то, что дьявольское семя оказалось сильнее яда!
Его категоричное высказывание было тотчас поддержано ободряющими выкриками и хлопками. На лице великого мастера Учэня, соединившего ладони в молитве, напротив, застыло выражение глубочайшего неодобрения.
Не то чтобы злоключения Су Сиянь вовсе не встретили сочувствия в собравшихся, однако общее настроение вкупе с проникновенной речью великого мастера Увана так подействовали на слушателей, что они не пожелали внять голосу разума. В конце концов, речь ведь шла об исчадии дьявола Ло Бинхэ, кто осмелился бы высказаться в его защиту? — вот они и чихвостили его в свое удовольствие.
Веки Ло Бинхэ опустились, скрывая наводящий трепет взгляд. Казалось, он прислушивается к говорившему, однако мысли его явно витали в иных сферах. Черты, несколько смягчившиеся за последние дни, казалось, вновь покрылись ледяной коркой.
Казалось, собравшиеся в Зале великой силы пытаются перещеголять друг друга в вариациях на тему того, что Ло Бинхэ вообще не следовало рождаться на свет, и как славно было бы, если бы мать погубила его уже в утробе — однако тот, кому они перемывали кости, казалось, вовсе их не слышал.
Вот как должны были развиваться события согласно оригинальному сюжету: главы школ собираются, чтобы обсудить, что им делать с исходящей от Тяньлан-цзюня угрозой → выскочившие как чертик из коробочки демоны творят бесчинства → Ло Бинхэ единолично одолевает их, завоевывая симпатии окружающих. Однако после того, как этот квохчущий курятник в обличии собрания заклинателей принялся так и эдак склонять его происхождение, надежд на то, что события примут верное направление, оставалось все меньше.
Поглядывая на молчаливого Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю начал жалеть о своем решении.
Надо было отказаться от этой миссии.
— К чему подобные речи? — вздохнул великий мастер Учэнь. — Увы, милостивая госпожа Су сгинула, оставшись в горьком одиночестве — хоть старый глава Дворца посылал людей на ее поиски, они не увенчались успехом — и кто знает, что ей довелось выстрадать перед смертью. Что же до Ло Бинхэ, то, пусть в его жилах и течет кровь демона, но он пока никому не причинил серьезного вреда…
— Шиди чересчур великодушен, — одернул его настоятель Уван. — Или вы забыли, как чуть не расстались с жизнью в городе Цзиньлань? Кому, как не вам, знать о коварстве и жестокости демонов? Против них всегда лучше применять превентивные меры. Эта парочка — отец и сын — долгое время вынашивали злодейские планы, и теперь собираются сообща нанести удар, повергнув наш мир во прах. Выступая в их защиту, вы выказываете не милосердие, а прямо-таки женское мягкосердечие [8], и при этом сами ужаснетесь результату своего благодушия, когда наш сон станет явью!
Хоть уровень самосовершенствования великого мастера Увана, безусловно, был высок, он явно выбрал не ту школу, ведь от буддиста у него была разве что бритая голова — вместо того, чтобы источать ауру просветленности, он прямо-таки раздувался от агрессии. Воистину, топор смотрелся бы в его руках куда уместнее настоятельского посоха, да и звание «великого мастера» куда больше подходило Учэню, который, не отличаясь выдающимися талантами, обладал щедрым и незлобивым сердцем. Даже под градом упреков он сумел сохранить невозмутимость:
— Но ведь то, что они действуют сообща — не более чем догадка, если я не ошибаюсь?
Неизвестно, как долго еще препирались бы старейшины храма Чжаохуа, не вмешайся Юэ Цинъюань:
— В сговоре они или нет, одно я могу сказать уверенно: Ло Бинхэ — дурной человек. — Возвысив голос, он обратился к толпе: — Цинцю, может, наконец дашь о себе знать?
Волосы Шэнь Цинцю встали дыбом [9] от неожиданности. Помедлив, он все же поднялся на ноги.
Он чувствовал себя, будто ученик начальной школы, которого учитель вызвал к доске, чтобы отчитать перед всем классом — лицо так и горело, однако у него хватило выдержки, чтобы безмятежно поклониться:
— Глава школы.
После того, как все взгляды обратились на Шэнь Цинцю, тот, кто сидел рядом с ним, также неизбежно должен был привлечь к себе внимание общественности — и точно: тут же кто-то воскликнул:
— Ло Бинхэ! Смотрите, это же Ло Бинхэ!
— Это и правда он! Когда он появился?