— Твоя старая одежда по-прежнему хранится в задней комнате, — предложил ученику Шэнь Цинцю. — Инъин и прочие её не трогали.
Скрывшись за ширмой, Ло Бинхэ поспешил туда.
Его взору открылся целый маленький мир: стол, стулья, кровать, шкаф, полки — всё из бамбука, и нигде ни пылинки. У постели имелся даже прикроватный столик. Свитки разложены в идеальном порядке, кисти — по цветам и длине. Открыв дверь шкафчика, он нашел там аккуратные стопки белых одеяний, над которыми висели поясные нефритовые подвески [2].
Тем временем Шэнь Цинцю неторопливо уселся, спустив ноги на пол, и принялся массировать виски, оглядываясь в поисках обуви.
Из-за того, что ему не удалось толком выспаться, в душе подспудно нарастало раздражение.
Этот сон всё длился и длился, воскрешая события далёкого прошлого.
Даже та позорная история в городе Шуанху, куда он отправился, чтобы разобраться с Кожеделом, и та всплыла! Чёрт, да он даже сны как-то умудрялся видеть в этом тягомотном сне!
Все события этой его жизни, от собрания Союза бессмертных и чумы Цзиньланя до смерти в Хуаюэ и Священного мавзолея вспыхивали перед его глазами, словно картинки в фонаре-калейдоскопе [3] — в особенности допекали эпизоды, где он, измордованный, блевал кровью, а на его теле колосились побеги цинсы…
В его бедную голову разом набилось столько снов, что ей впору лопнуть!
Должно быть, всему виной то, что заснул, передавая духовную энергию Ло Бинхэ: если его разум нестабилен, то и спящий рядом мог пострадать от этого.
Ло Бинхэ, переодевшись, вернулся, а Шэнь Цинцю всё ещё пребывал в бесплодных поисках своей обуви. Плюнув на это бесполезное начинание, он поманил ученика и, когда тот приблизился, притянул его к себе.
— Что ты собираешься делать? — не поддаваясь, бросил Ло Бинхэ, вскинув брови.
— А ты как думаешь? — парировал Шэнь Цинцю, извлекая из-под подушки ленту для волос и деревянный гребень.
Тогда Ло Бинхэ послушно уселся перед учителем, продолжая вертеться по сторонам.
— Что это ты там высматриваешь? — походя бросил Шэнь Цинцю, расчёсывая ему волосы.
Хоть лёд настороженности не желал таять в глазах Ло Бинхэ, его тон несколько смягчился:
— Навещая пик Цинцзин в последние годы, я всякий раз так торопился, что не имел возможности толком осмотреться.
Зажав ленту во рту, Шэнь Цинцю улучил момент, чтобы украдкой заплести ученику косичку.
— Ну так теперь насмотришься вволю, — бросил он. — Я прогуляюсь на пик Байчжань и велю Лю Цингэ приструнить своих обормотов. Где это видано, чтобы адептов Цинцзин гоняли с их собственного пика!
Помедлив, Ло Бинхэ медленно повернулся. Раздвинув губы в улыбке, он мягко окликнул его:
— Учитель?
— Гм?
— Учитель.
— Гм.
Он произносил это так, словно впервые решился обратиться к Шэнь Цинцю подобным образом. Произнося это так и эдак, он всякий раз получал ответ, и, казалось, это лишь сильнее его распаляло. Наконец, не выдержав, Шэнь Цинцю подхватил веер и легонько шлёпнул ученика по затылку:
— Что это ты заладил? Одного раза вполне достаточно. Не строй из себя пятилетку.
От этого удара лицо Ло Бинхэ потемнело, но он мигом взял себя в руки.
— Учителю плохо спалось? — спросил он с лёгкой улыбкой, отводя взгляд.
«А ты как думаешь — когда всю ночь прижимаюсь к тебе, как тут поспишь нормально?» — выругался про себя Шэнь Цинцю, вслух же бросил с безразличной интонацией:
— Просто снилось кое-что из прошлого.
— Может, следующей ночью мне стоит обнять учителя, чтобы ему спалось лучше? — невинно предложил его ученик.
Вот уж воистину надо быть Ло Бинхэ, чтобы как ни в чём не бывало молоть подобные вещи. Закончив с причёской ученика, Шэнь Цинцю похлопал его по макушке, прежде чем спихнуть с кровати:
— Ступай, ступай!
После этого он и вправду отправился на пик Байчжань, как обещал.
Поскольку Шэнь Цинцю давно протоптал сюда дорожку [4], ему не требовалось посылать визитную карточку [5], чтобы посетить местного горного лорда. Приведя себя в порядок и проглотив пару ложек каши, которую подал Мин Фань, он отбыл, велев Ло Бинхэ «послушно дожидаться возвращения этого учителя». Но пожелает ли этот ученик подчиниться, вот в чём вопрос?
Стоило Ло Бинхэ открыть дверь, как к нему бросилась миниатюрная фигурка в оранжевом одеянии. Присмотревшись, Ло Бинхэ расплылся во фривольной [6] улыбке:
— Инъин.
Мог ли он предвидеть, что при этих словах Нин Инъин вздрогнет, побледнев от испуга?
— А-Ло, что с тобой случилось? Ты не ударился головой? Почему ты меня так называешь? Что ещё за Инъин? Право, это звучит жутко!
Ло Бинхэ так растерялся, что не нашёлся с ответом.
На лице Нин Инъин отразился пущий ужас:
— Почему ты больше не зовешь меня шицзе Нин?
— Шицзе Нин, — выдавил Ло Бинхэ сквозь стиснутые зубы, и девушка вздохнула с облегчением.
— Вот так и следует, — наставительно велела она, похлопав себя по груди. — Это так не похоже на тебя — называть меня иначе ни с того, ни с сего. Пусть учитель и выделяет [7] тебя, это не значит, что тебе больше не нужно отдавать дань уважения старшим. Только так мы сохраним честь нашего пика и докажем, что усилия учителя не пропали впустую.
При этих словах на лбу Ло Бинхэ вспучились вены. Не выдержав, он оборвал Нин Инъин.
— Я должен кое-что спросить у тебя.
На лице девушки появилась понимающая улыбка.
Широким жестом вручив ему метёлку для пыли и метлу, она бросила:
— Шицзе уже знает. Держи.
Ло Бинхэ вновь утратил дар речи, от неожиданности безропотно приняв эти «подношения».
— А-Ло, прошу, не смущайся так, — прочувствованно заявила ему Нин Инъин, как только они скрылись в стенах Бамбуковой хижины. — Я знаю, что тебе всегда нравилось единолично прибирать дом учителя. Поскольку тебя с учителем так долго не было, нам с дашисюном [8] ничего не оставалось, кроме как делать это самим, однако теперь, когда ты вернулся, шицзе не станет тебе мешать, отнимая у тебя любимое дело. Шицзе все понимает.
«Что ты там понимаешь?» — чуть не вырвалось у окончательно сбитого с толку Ло Бинхэ.
Не говоря ни слова, он развернулся, чтобы отправиться на пик Сяньшу.
Его адепты всегда привечали Ло Бинхэ, где бы им ни доводилось встретиться.
В прошлом Шэнь Цинцю нередко посылал его сюда с различными поручениями: доставить сообщение, пригласить кого-то или что-то одолжить — так что его там все знали в лицо.
Что греха таить, адепты мужского пола со всех пиков норовили всеми правдами и неправдами [9] забрести на Сяньшу, чтобы хоть одним глазком взглянуть на обитающих там сказочных красавиц, и большинство из них лелеяло мечту добраться до купальни. Стоит ли говорить, что подобные поползновения заканчивались тем, что воздушные создания у… [пи-и-и] [10] их до смерти своими чересчур материальными мечами. Лишь Ло Бинхэ никогда не выходил за рамки безупречной вежливости, держась от прелестниц пика Сяньшу на почтительном расстоянии, так что постепенно завоевал в их кругах репутацию весьма достойного молодого человека – благодаря этому ему даже дозволялось дожидаться во внутренних покоях.
— Шисюн Ло, — отвесила ему почтительный поклон скрывающаяся за вуалью Лю Минъянь. Не успел он ответить, как она предположила: — Полагаю, шисюн Ло посетил нас по поручению шибо Шэня, чтобы пригласить моего учителя? Прошу обождать минутку, я тотчас вернусь, как только устрою наших сотоварищей [11], прибывших с вершины Тяньи.
Само собой, этими сотоварищами оказались те самые три даоски.
Обступив Лю Минъянь, словно три прелестных лазоревых цветка — белый лотос в изысканном букете, они, зардевшись, во все глаза уставились на Ло Бинхэ. Обменявшись смущёнными шёпотками, они принялись игриво переминаться с ноги на ногу. Так, словно покачивающиеся на ветру цветочки, они и скрылись во внутренних покоях, оставив Ло Бинхэ терпеливо дожидаться возвращения Лю Минъянь.