Его племянник не знал, плакать ему или смеяться.
— Цзюнь-шан, лишь благородные господа достойны носить подобное имя.
— Такой молодой, и уже такой щепетильный. Ну раз дело в этом, будешь Чжучжи-ланом.
Казалось, Тяньлан-цзюнь ни к чему в этой жизни не относится серьёзно: он походя дал ему новую жизнь и новое имя, не задумываясь ни на мгновение.
Однако, пусть для него всё это было пустой забавой, Чжучжи-лан готов был пройти сквозь огонь и воду ради своего Цзюнь-шана, рискнуть жизнью и конечностями, которые обрёл благодаря ему.
Он и не подозревал, что в тот момент, когда он над этим раздумывал, Тяньлан-цзюнь также задавался вопросом: не слишком ли долго его племянник пробыл в змеиной форме — быть может, это всё же сказалось на его умственных способностях?
Он никогда не называл его дядей [8] — только Цзюнь-шаном. Не пожелал остаться в южных землях в качестве его независимого вассала, вместо этого предпочитая состоять при его особе в роли мальчика на посылках. Отказался от хорошего имени и высокого статуса, добровольно себя принижая.
Он и в самом деле был самую малость простоват — но с этим, пожалуй, уже ничего не поделаешь. Видимо, ему предначертано до скончания жизни оставаться наивным дурачком — что ж, так тому и быть.
***
Тяньлан-цзюнь действительно всем сердцем тянулся ко всему, что связано с людьми.
Возможно, причиной тому была холодность и приземлённость демонов. И, как всегда бывает при романтизации чуждого народа, его тяга к людям граничила с ненормальностью, а представления о достоинствах людей были порядком преувеличены.
Пускаясь в очередное путешествие, он всё чаще забредал в пограничные земли. Пересекая границу, он не мог отказать себе в искушении выпить чарочку вина под занятный рассказ [9] и всласть побродить по окрестностям, наслаждаясь красотами природы — порой он проводил так целые года, что уж тут скажешь.
Само собой, при этом он не любил, чтобы за ним кто-то следовал, отсылая прочь свои сотни и тысячи генералов. Однако Чжучжи-лан никогда не докучал ему — просто молча шёл следом, будучи настолько ненавязчивым, что порой Тяньлан-цзюнь вовсе забывал о его существовании. Время от времени племянник оплачивал его счета и выполнял иные поручения — постепенно владыка демонов привык к тому, что тот всегда под рукой, предугадывая любое его желание, так что готов был признать, что Чжучжи-лан не вызывает у него неприязни.
Даже когда Тяньлан-цзюнь повстречал деву Су, они оба не возражали против того, что Чжучжи-лан находится рядом, воспринимая его как зверушку, которая не понимает слов любви, так что зачастую забывали о том, что они не одни.
Лишь однажды Тяньлан-цзюнь попытался прогнать Чжучжи-лана — даже бросил ему: «Убирайся!» — пожалуй, это был единственный случай в жизни утончённого владыки демонов, когда он употребил столь грубое слово.
Это случилось на горе Байлу.
Примечания:
[1] Слово о Чжучжи – буквальный перевод названия главы, если разбить иероглифы следующим образом: 竹枝 词 (zhúzhī cí). Если не разбивать, то 竹枝词 (zhúzhīcí) в пер. с кит. означает «бытовая фольклорная поэзия» (старинные любовные песни или поэмы на случай в классическом стиле), так что название главы можно было бы перевести и как «Песнь о любви». Да, вот так романтичный Тяньлан назвал племянника :-)
[2] Достаточная сила воображения – в оригинале 功夫 (gōngfu) – гунфу – в пер. с кит. «навык, умение», а также распространённое написание слова кун-фу. Так что кун-фу этих демонов недостаточно силён, чтобы придумать ребёнку имя :-)
[3] Вдарить по уязвимому месту 打蛇打七寸 (dǎ shé dǎ qī cùn) – китайская идиома, в букв. пер. означающая «ударь змею – ударь на семь цуней [ниже головы – предположительно там у змеи находится сердце]».
[4] Непобедимая – в оригинале 无坚不摧 (wújiān bùcuī) – в букв. пер. с кит. «нет таких твердынь, которые нельзя было бы сокрушить», образно – «несокрушимый, неодолимый».
[5] После долгих бесплодных поисков – в оригинале 翻箱倒柜 (fān xiāng dǎo guì) – в букв. пер. с кит. «опрокинуть сундуки и перевернуть шкафы», образно в значении «перевернуть всё вверх дном; перерыть всё до основания».
[6] Племянник – 外甥 (wàisheng) – вайшэн – сын сестры.
[7] Пер. стихотворения – Псой и Сысой.
Китайский оригинал:
杨柳青青江水平，闻郎江上唱歌声。
东边日出西边雨，道是无晴却有晴。
Стихотворение принадлежит перу Лю Юйси (772-842), поэту Танской династии, основано на народной песне. Это стихотворение отражает сомнения юной девы, которая не уверена, любит ли её молодой благородный возлюбленный.
Последняя строчка — 道是无情却有情 (Dàoshì wúqíng què yǒuqíng) — в букв. пер. с кит. «Слова пасмурны, однако погода ясная» — использована Тяньлан-цзюнем для характеристики Шэнь Цинцю перед смертью Чжучжи-лана.
[8] Дядя – 舅舅 (jiùjiu) – цзюцзю – дядя со стороны матери.
[9] Рассказ – в оригинале 评书 (píngshū) – в пер. с кит. «устный рассказ, пересказ» (например романа, предания, притчи).
Глава 86. Воспоминания о том, как Великий и Ужасный Лю бился с обольстительными демоницами
Действие этой экстры происходит после падения Ло Бинхэ в Бесконечную бездну и до событий в городе Цзиньлань.
— Я в самом деле думаю, что тебе не стоит идти со мной, — бросил Шэнь Цинцю.
Само собой, Лю Цингэ сделал вид, что не слышал, продолжая столь размашисто вышагивать бок о бок с ним, словно шествовал не по неровной извилистой [1] горной тропе, а по залитому солнцем широкому тренировочному полю пика Байчжань, отчего кисточка на эфесе Чэнлуаня колыхалась при каждом шаге.
— Право, шиди, тебе не стоит принуждать себя! — взмолился Шэнь Цинцю.
— Ты возвращаешься или нет? — отрезал его спутник.
— Как только я закончу с этим заданием… разберусь с этими демоницами, я тотчас вернусь!
— В прошлый раз ты говорил то же самое.
— Гм.
— А потом исчез на целый месяц!
— Ничего с этим шисюном не станется, — продолжал уговаривать его Шэнь Цинцю. — Как только яд даёт о себе знать, я тотчас возвращаюсь на хребет Цанцюн и иду прямиком к тебе, разве нет? Шиди не стоит брать на себя такие труды, приглядывая за мной…
— Я бы и не подумал, — отрубил Лю Цингэ, — но мне приказал глава школы.
Ну ладно, так и быть.
— Глава школы и впрямь чересчур добр, — горестно вздохнул Шэнь Цинцю. Помедлив, он добавил: — На самом деле, этот шисюн лишь беспокоится о тебе: если верить ходящим в окрестностях слухам, эти демоницы весьма охочи до красивых здоровых мужчин, так что шиди, отправляясь со мной, безусловно, сделается их целью…
Лю Цингэ порывисто втянул воздух, явно готовясь возразить, когда их слуха достиг чарующий напев [2], доносящийся из скальной расселины.
Он манил и дразнил, так что внявший ему однажды жаждал слушать его вечно.
Двое заклинателей сошли с тропы, направившись ко входу в пещеру.
Из-за заплетавших его цветущих растений пред ними возникли семь-восемь юных дев: волосы закручены в «рожки» [3], личики нежные и свежие, будто они сроду не имели ни малейшего отношения к демонам.
— Кто вы? — настороженно поинтересовались они.
— Мы… — начал было Шэнь Цинцю весьма любезным тоном, однако прежде чем он успел закончить, Лю Цингэ запустил руку за спину, ухватившись за Чэнлуань и выдвинул его на пару цуней из ножен. Окрестности тотчас затопил поток духовной энергии.
Закрывавшая вход в пещеру каменная плита тотчас раскололась, а красотки синхронно вскрикнули, скрываясь за завесой лиан.
Благодаря обольстительной внешности эти демоницы обладали несомненным преимуществом перед мужчинами, так что им редко доводилось сталкиваться со столь грубым обращением. Кроме того, они и в самом деле были совсем юны, будучи почти незнакомыми с окружающим миром, так что тотчас ударились в слёзы.
Казалось, сами горы присоединились к ним, наполнив воздух эхом всхлипов.
— Шиди, а тебе не откажешь в умении обращаться с дамами! — бросил Шэнь Цинцю, потирая уши.