Как ты вообще додумался использовать минеральные удобрения на цветах, которым вредит даже открытое пространство? Ускорить созревание он решил, вы подумайте! «На свойствах растений это не отразилось» – да твоим утверждениям столько же веры, сколько производителям порошкового молока, которым тебя, судя по всему, вскормили – иначе откуда у тебя в голове столько трухи?
Оглянувшись, Гунъи Сяо поторопил его:
– Старейшина, вы дочитали? Если да, то прошу, бросьте остатки письма в озеро. На самом деле, прошлой ночью шисюн Ло настрого запретил всем, кроме него, преступать границы Водной тюрьмы. Этому адепту лучше бы удалиться, пока его никто не застукал.
Схватив Гунъи Сяо за плечи, Шэнь Цинцю выдохнул:
– Окажи мне услугу.
– Прошу, если это… – начал было Гунъи Сяо, но Шэнь Цинцю не дал ему вымолвить «в моих силах», взмолившись:
– Выпусти меня.
Гунъи Сяо с трудом перевел дух.
– Старейшина, об этом и речи быть не может.
– У меня есть основания для подобной просьбы, – торжественно провозгласил Шэнь Цинцю. – У меня и в мыслях нет уклоняться от суда четырех школ. Как только я покончу со своим делом, я по доброй воле вернусь в Водную тюрьму, чтобы ожидать приговора. Если не веришь мне, я могу поклясться на крови.
Хоть подобную клятву нельзя было нарушить, на самом деле, после завершения начатого это уже не будет иметь ни малейшего значения – так что да, он собирался совершенно бесчестным образом обвести доверчивого адепта вокруг пальца.
– Разумеется, я вам верю, – сдавленно произнес Гунъи Сяо, – но разве заключение старейшины не есть основное условие этого суда? Что за дело требует вашего срочного участия? Если старейшина Шэнь потрудится сообщить об этом мне, то я доведу это до сведения участвующих в проведении расследования…
Разумеется, Шэнь Цинцю и сам питал изрядные сомнения на этот счет. Быть замешанным в побеге пленника – это вам не какой-то мелкий проступок для адепта дворца Хуаньхуа. Не очень-то порядочно с его стороны ломать жизнь этого многообещающего юноши подобным образом. Наверняка за эти семь дней ему представится какая-нибудь иная возможность.
Сменив тон, он бросил:
– Пожалуй, ты прав. В конце концов, мир не рухнет.
С этими словами Шэнь Цинцю подобрал клочки письма с поверхности платформы чтобы бросить их в озеро.
Из-за стягивающего тела вервия бессмертных даже это простейшее действие далось ему с трудом. В конце концов, из-за неловкого движения платье Ло Бинхэ вновь соскользнуло с плеч.
Гунъи Сяо, который поспешил прийти ему на помощь, при этом невольно поднял взгляд – и застыл, будто руки и ноги внезапно ему отказали.
Шэнь Цинцю воззрился на него в ответ с вопросительным выражением лица.
Его плечо полностью оголилось – со стороны казалось, что рукав оторвали голыми руками. Белое платье висело клочьями, словно кто-то основательно отходил владельца плетью. На обнажившейся коже виднелось множество ссадин, а если присмотреться, то можно было заметить проступившие на шее синяки.
Казалось, мир Гунъи Сяо перевернулся в мгновение ока.
– С-старейшина, вы… уверены, что ваше дело может подождать?
Неудивительно, что Ло Бинхэ запретил кому бы то ни было – даже из числа имеющих пропуск – посещать Водную тюрьму, дав от ворот поворот самому горному лорду Шану!
Так вот как оно обстоит на деле!
Что за непочтительный ученик!
Совершенно утратил совесть!
Хуже, чем животное!
У Гунъи Сяо был такой вид, словно он вот-вот зарыдает кровавыми слезами.
– Может подождать? – рассеянно повторил его слова Шэнь Цинцю.
Это еще пуще растрогало Гунъи Сяо – как только старейшина Шэнь умудряется сохранять подобное самообладание в подобном положении?
Швырнув в воды озера последний клочок письма, Шэнь Цинцю бросил:
– Прошу, не принимай мои слова близко к сердцу. Ты…
И тут Гунъи Сяо внезапно разогнулся, развернулся на сто восемьдесят градусов и удалился, так и не вымолвив ни единого слова!
Шэнь Цинцю поневоле возмутился [7]: «Какого черта ты сваливаешь, стоило мне сказать, чтобы ты не принимал моих слов всерьез? Мне одному кажется, что ты понял меня чересчур буквально?»
Откуда ему было знать, что менее часа спустя Гунъи Сяо вернется, бережно сжимая в руках какой-то предмет. Приблизившись к Шэнь Цинцю, он распечатал его, расчехлил и сделал взмах.
Белая вспышка тотчас ослабила узы на теле Шэнь Цинцю – чувство сродни внезапно замкнувшемуся электрическому контуру. Разогнув пальцы, он ощутил возобновившийся поток духовной энергии, мощный и непрерывный. В последний перед заточением день циркуляция его ци была заблокирована неисцелимым ядом, но после двух дней в узах вервия бессмертных отравление вновь не давало о себе знать. Может, это тот случай, когда клин клином вышибают [8]?
Вервие бессмертных распалось на куски, осыпавшись на платформу. Гунъи Сяо бросил ему поднесенный предмет, и Шэнь Цинцю с легкостью его поймал.
Это был меч Сюя!
Шэнь Цинцю испытал ошеломляющее чувство восторга, вновь держа в руках свой меч. Бросив взгляд на Гунъи Сяо, он заметил:
– Я думал, он хранится в покоях старого главы дворца.
Тот ответил извиняющимся тоном:
– Даже рискуя навлечь на себя гнев моего мастера, этот адепт не мог оставаться в стороне, когда старший заклинатель подвергается подобному обращению. Я верю старейшине Шэню. Прошу, следуйте за мной!
Шэнь Цинцю охватило чувство полной беспомощности.
«У меня такое впечатление… что он… неверно понял что-то важное… – пронеслось у него в голове. – Но сейчас не время думать об этом».
– Хорошо! – решительно изрек он вслух.
Хоть демоническая кровь в его жилах покамест бездействовала, Ло Бинхэ все равно его отыщет, где бы он ни спрятался.
Однако это не имело значения, пока Ло Бинхэ его не настигнет!
Гунъи Сяо встревоженно поинтересовался:
– Старейшина может идти? Если что, я могу понести…
Помрачнев, Шэнь Цинцю сделал стремительный шаг вперед, чтобы доказать, что он может перемещаться самостоятельно, да еще как!
Озадаченный Гунъи Сяо поспешил за ним. Однако, стоило им заступить за пределы каменной платформы, как водный занавес с грохотом обрушился, отсекая путь.
Не сработай безупречная реакция Шэнь Цинцю, быть бы ему с головы до ног окаченным этой кислотной водичкой. Как только они отступили, занавес вновь поднялся.
Похоже, над системой безопасности поработал кто-то на диво предусмотрительный.
– Я совсем забыл, – покаянно бросил Гунъи Сяо. – Когда в Водной тюрьме содержится узник, кто-то непременно должен находиться на платформе; в противном случае водный занавес запускается даже при отключенном механизме.
Да и как Гунъи Сяо было упомнить об этом, если прежде ему не доводилось организовывать подобных побегов?
– Другими словами, кто-то должен остаться на платформе, чтобы остальные могли уйти? – бросил Шэнь Цинцю.
Гунъи Сяо кивнул.
– Значит, тебе придется остаться.
Не оглядываясь на оторопевшего адепта, он взмахнул рукавами чужого одеяния, шагнув на тропу.
Гунъи Сяо окликнул его, подняв руку, словно старательный ученик:
– Старейшина Шэнь, хоть этот адепт готов пожертвовать собой, чтобы вам помочь, но, если я не смогу показать вам дорогу, боюсь, вам одному не выбраться!
Оглянувшись, Шэнь Цинцю бросил:
– Подожди, я скоро вернусь.
Гунъи Сяо остался стоять на месте, ошарашенно хлопая глазами. Он хотел было последовать за Шэнь Цинцю, однако вовремя сообразил, что ему все равно не сойти с платформы живым, так что оставалось ожидать возвращения старейшины. Вскоре до него донесся приглушенный звук, и из-за поворота показался Шэнь Цинцю, который волок за шиворот чье-то бесчувственное тело.
Затащив бессознательного рябого адепта на платформу, заклинатель похлопал Гунъи Сяо по плечу:
– Этот славный юноша патрулировал тюрьму, и я взял на себя смелость позаимствовать его на время. Идем!