Ци Цинци фыркнула:
– Для любого, у кого есть глаза, очевидно, что эта тварь попросту не желает смириться со своей участью, вот и хочет затащить кого-нибудь с собой в могилу. Это же чистой воды клевета! Все эти злобные демонические отродья слеплены из одного теста, кто бы мог подумать, что среди вас найдутся те, кто клюнет на эту удочку!
– Так почему же эта тварь для своих огульных обвинений выбрала именно бессмертного мастера Шэня, и только его одного? – невозмутимо возразил старый глава Дворца. – Над этим стоит призадуматься.
Шэнь Цинцю был сражён его логикой наповал. Что же, выходит, если на кого-то возводят беспочвенный поклёп, он должен оправдываться, с какой стати выбор пал именно на него, а заслуживает ли клеветник доверия, уже никого не волнует?
Ло Бинхэ не сводил с него пристального взгляда, не говоря ни слова. Быть может, Шэнь Цинцю померещилось, что его чёрные, как смоль, глаза светятся радостью подобно звёздам.
В оригинальном романе Шэнь Цинцю навлёк на себя всеобщую ненависть непростительным деянием – он поднял руку на товарища, погубив Лю Цингэ. Однако вот же он, жив-живёхонек – стоит бок о бок с Шэнь Цинцю, и если кто-то посмеет угрожать ему, может, ещё и заступится! Иными словами, данное обвинение попросту не выдерживало критики!
Может, решив, что отдельных пятен на его репутации недостаточно, её вместо этого вознамерились покрыть ровным слоем грязи?
А исходя из того, как переменился Ло Бинхэ после падения… Эту возможность не следовало сбрасывать со счетов.
Внезапно вперёд вышел тот самый ученик дворца Хуаньхуа с изрытым оспинами лицом, который прежде насмехался над Шэнь Цинцю в заброшенном доме веселья. Отвесив поклон главе своей школы, он изрёк:
– Глава Дворца, этот ученик обнаружил кое-что, относящееся к делу, но не знает, будет ли уместно сказать об этом.
Шэнь Цинцю бесстрастно произнёс:
– Если есть что сказать, так говори. Не зная, будет ли это уместно, ты уже открыл рот – что это, как не лицемерие?
Про себя же он добавил: «Иными словами, не плюёшь ли ты против ветра?»
Ученик явно не ожидал, что старейшина отчитает его при всём честном народе: его лицо то белело, то краснело, и, казалось, даже оспины меняли цвет вместе с ним. Не осмеливаясь огрызнуться в ответ, он лишь наградил Шэнь Цинцю негодующим взглядом.
– Вчера этот ученик вместе с братьями и сёстрами заметил несколько красных пятен от разносимой сеятелем заразы на руке старейшины Шэня – мы все ясно это видели, и всё же сегодня эти отметины полностью исчезли! Старейшина Му с хребта Цанцюн, раздавая пилюли, предупреждал, что они были созданы в спешке и подействуют не раньше чем через сутки – а быть может, окажутся и вовсе неэффективными. Шисюн Ло принял лекарство прямо перед нами, но сыпь ещё не сошла с его рук – как же старейшина Шэнь умудрился исцелиться так скоро, что пятна пропали бесследно? Сей факт кажется этому ученику крайне подозрительным.
Шэнь Цинцю мысленно испустил горестный вздох. Он должен был догадаться, что Ло Бинхэ не стал бы исцелять его, удаляя семена разложения из его тела, исключительно по доброй памяти.
– Мой шиди занимает пост главы пика Цинцзин, – медленно произнёс Юэ Цинъюань. – В этой должности он всегда являл всем своим собратьям прекрасный образец для подражания, будучи человеком возвышенной и чистой натуры. В пределах нашей школы мы не таим никаких секретов и знаем друг о друге всё. Боюсь, что господа слишком легковерны, раз способны пойти на поводу у столь голословных наветов.
Шэнь Цинцю едва не залился краской. «Довольно, шисюн! – взмолился он про себя. – Неужто ты сам в это веришь? Или кривишь душой, чтобы защитить меня? Я же сейчас сквозь землю провалюсь со стыда! Ни былой, ни нынешний Шэнь Цинцю даже близко не подходят к званию “человека возвышенной и чистой натуры” – по правде говоря, к ним обоим было с натяжкой применимо разве что первое слово: “человек”[12]».
– В самом деле? – отозвался старый глава Дворца. – Мне доводилось слышать о нём кое-что иное.
Сердце Шэнь Цинцю упало.
Похоже, сегодня его и впрямь изваляют в грязи.
Шэнь Цинцю прищурился:
– Каким бы ни был на деле глава пика Цинцзин хребта Цанцюн, с каких это пор совершенствующиеся из других школ руководствуются сплетнями в отношении своих собратьев?
– Будь это обычные сплетни или слухи, безусловно, мы не спешили бы им верить, – отозвался старый глава Дворца. – Однако эти слова исходят непосредственно от ученика вашей досточтимой школы. – Обведя собравшихся взглядом, он продолжил: – Господам следует знать, что доверительные отношения между адептами одной школы – обычное дело, так что любые толки волей-неволей достигают всех ушей без исключения. То, что глава пика Шэнь пытается скрыть, как он притесняет и калечит своих учеников, отнюдь не характеризует его как «человека возвышенной и чистой натуры».
12
В оригинале здесь игра слов: Юэ Цинъюань именует Шэнь Цинцю 品性高洁 (pǐn xìng gāojié), а Шэнь Цинцю говорит, что к его оригинальному предшественнику вполне подходит лишь второй иероглиф этого выражения – 性 (xìng) – в пер. с кит. «натура, характер», но в другом значении – «сексуальный, секс», тем самым намекая на его непристойные похождения.