– Я задала тебе вопрос! Отчего ты не осмеливаешься даже взглянуть в мою сторону?
«Да как бы я осмелился взглянуть на тебя, старшая сестрица, ты ж пришла по мою душу!» – возопил про себя Шэнь Цинцю.
– Стоит ли удивляться, что после стольких лет я даже тени твоей не нашла. – Лицо Цю Хайтан исказила горечь. – Выходит, ты давным-давно воспарил в самую высь, сделавшись недосягаемым главой пика Цинцзин! Ха-ха, до чего же замечательно ты устроился!
Шэнь Цинцю не знал ни куда ему девать глаза, ни что сказать в ответ, – и потому решил глядеть прямо перед собой, старательно сохраняя на лице отстранённое выражение.
По толпе поползли шепотки.
– Цинцю, эта молодая госпожа и ты… вы действительно давние знакомцы? – в свою очередь тихо спросил Юэ Цинъюань.
Горькие слёзы затопили долину сердца Шэнь Цинцю. «Ох, шисюн… Лучше не спрашивай!»
– «Давние знакомцы»? – возмутилась Цю Хайтан. – Вот уж не только знакомцы, уверяю я вас! Мы с этим нынче исполненным праведности мужчиной с детства любили друг друга… Я – его жена!
При этих словах брови Ло Бинхэ судорожно дёрнулись.
«Ну нет! – мысленно запротестовал Шэнь Цинцю. – Определённо, ты – жена Ло Бинхэ! Приди в себя, женщина!»
– Что? Вы это серьёзно? – изумился оказавшийся рядом Шан Цинхуа. – А почему же тогда шисюн Шэнь никогда о вас не упоминал?
Слегка приподняв уголки губ в фальшивой улыбке, Шэнь Цинцю повернулся к нему, про себя взмолившись: «Может, хоть ты не будешь подкидывать хворост в мой костёр?»
И кто, спрашивается, режиссёр этой дешёвой мелодрамы, сотворивший из её героя подонка, который смог в кратчайшие сроки достичь рекордного уровня всеобщей ненависти? И у него ещё хватает наглости наслаждаться им же инсценированным шоу!
А все эти зеваки – разве они не совершенствующиеся? Почему же они столь беззаветно упиваются грязными сплетнями? Эй, вы все, шли бы вы отсюда… по своим бессмертным делам! Прочь-прочь-прочь!
– Этот господин – зверь в человеческом обличье, – холодно усмехнулась Цю Хайтан, – мерзавец, обманом втеревшийся в приличное общество. Разумеется, он не посмел бы поминать свои постыдные деяния вслух.
Великий мастер Учэнь успел хорошо узнать всех трёх глав пиков хребта Цанцюн, в том числе и заботившегося о нём Шэнь Цинцю, к которому проникся тёплыми чувствами. На протяжении противостояния адептов хребта Цанцюн и дворца Хуаньхуа у него не было шанса вмешаться, но теперь он наконец взял слово:
– Амита-фо, позволю себе заметить, что, о чём бы ни говорила эта милостивая госпожа, ей следует изъясняться прямо. Голословные наговоры не внушают доверия.
В сердце Шэнь Цинцю вновь вскипели слёзы:
«Великий мастер, я знаю, что вы действуете из лучших побуждений, но если она сейчас и вправду начнёт изъясняться прямо, мне точно кранты!.. Хоть я и не делал ничего постыдного, призрак уже вовсю стучится в мои ворота[14]!»
Ставшая центром всеобщего внимания Цю Хайтан раскраснелась и явно воспрянула духом:
– Если я произнесу хоть слово лжи, пусть моё сердце пронзят десять тысяч стрел, смазанных демоническим ядом! – Уставив указующий перст на Шэнь Цинцю, она заявила с горящими ненавистью глазами: – Вот этот человек нынче занимает пост главы пика Цинцзин хребта Цанцюн и носит гордое имя мастера меча Сюя – однако известно ли кому-нибудь, что за низкой тварью он был прежде?!
От подобной брани прекрасные брови Ци Цинци возмущённо приподнялись.
– Следи за словами! – сурово велела она.
В настоящий момент Цю Хайтан сама занимала пост главы зала[15] одной из мелких школ. Подобный упрёк со стороны главы пика крупной и могущественной школы Цанцюн заставил её бессознательно отступить на шаг, но старый глава Дворца тотчас поддержал её:
– Глава пика Ци, нет нужды в подобной резкости. Почему бы не дать этой молодой госпоже высказаться? Вы ведь не станете затыкать людям рты?
Бросив на него быстрый взгляд, Цю Хайтан стиснула зубы, и ярость в её глазах взяла верх над страхом. Она вновь возвысила голос:
– В двенадцать лет он был лишь маленьким рабом, которого моя семья приобрела у чужеземного торговца живым товаром. Поскольку он был девятым, его звали сяо Цзю[16]. Видя, что он подвергался жестокому обращению, мои родители преисполнились к нему сострадания, взяли его в дом, обучили чтению и письму, кормили и одевали так, что он ни в чём не нуждался. Мой брат также проникся к нему родственными чувствами. Когда Шэнь Цзю исполнилось пятнадцать, мои родители скончались и главой семьи стал старший брат. Он избавил сяо Цзю от рабской доли и относился к нему как к младшему брату. Что до меня, то, воспитываясь бок о бок с ним, я позволила ему вскружить мне голову… Я правда считала, что наши чувства взаимны… И в результате был заключён брачный контракт.
14
15