— Я потомок Мертольда Шёпота Ветра. К нам присоединился ещё один Системный Князь, мы получили море выгоды от поддержки моего предка, и ты всё ещё решаешься протестовать? Что же ты молчал, когда всё начиналось? — с насмешкой поинтересовался Артур. — Пути назад нет. Нужно принести малое в жертву ради достижения чего-то действительно великого.
— Ты прав, — кивнула Юля. — Мы все знали, чем дело кончится. Да начнётся ночь длинных ножей!
Спустя десять минут, Андрей. Окрестности тайной базы сторонников Руслана.
— Похоже, они всё же решились на это, Андрюх, — заметил Камень.
Неразлучная троица, как всегда, сопровождала своего лидера. Сейчас они находились в тридцати километрах от базы тех, кто остался в лагере Руса. Таких насчитывалось лишь три с половиной тысячи человек. Большинство всё же решилось уйти, видя, что «мятежникам» не дают продыху со всех направлений.
— Стоит ли ещё рассчитывать на них? — поинтересовался Буря. — Их же обнулят сегодня к чертям. И нас вместе с ними, если решим вмешаться. Нам просто не по силам остановить эту бойню — тут нужен кто-то из Чёртовой Дюжины со всей армией.
Чёртовой дюжиной называли те тринадцать анклавов, что успели достичь третьего ранга ещё на Земле. Здесь ранги анклавам поднимать было нельзя, но тем не менее, именно эти тринадцать организаций сейчас представляли из себя самую большую силу среди Избранных. И Нуменор всё ближе подбирался к тому, что бы войти в первую пятёрку, обогнав по темпам роста Унию.
— Рус — потомок сильнейшего воина-хуннуса. Я больше чем уверен, что как бы дела не повернулись сейчас, союз с ним поможет нам на верхних Этажах, — ответил Андрей. — К тому же, нам необязательно сражаться до конца. Поможем прорваться, кому сможем, а если вдруг что — драпаем. В любом случае, зато мы потом сможем показать Русу, что его единственные союзники — это мы.
— Вот только если он прознает, что это мы дело до такого довели, то будет пиздец как неприятно, — заметил Айсберг.
— Признаюсь честно, господа, — поморщился Андрей. — Это уже не наше влияние. Я вообще заставил Котова завязать с давлением, как только мы добились отделения людей Руса от Нуменора. Так что всё, что сейчас происходит, не имеет к нам отношения. Больше скажу — у меня такое ощущение, что Артур использовал нас в своих целях. У него, видимо, были подобные планы ещё до того, как мы начали давить на людей Руса. А нами он воспользовался, что бы вовлечь в травлю всех остальных таким образом, что бы на первых порах к нему ни у кого не было вопросов. В общем, нас конкретно поимели, господа…
Рус.
Две болванки — а этот урод отделался лишь ожогами. Я сильно недооценил своего врага, полагая, что мне по силам его серьёзно зацепить одними лишь нашими заготовками. Мои ребята тоже не могли прийти ко мне на помощь — ни один из их поединков ещё не закончился.
— Что, поубавилось самоуверенности, выблядок Палача? — гаркнул Абрахам, обрушивая на меня чудовищной мощи гравитационное поле.
С трудом устояв на ногах, я ответил десятками, сотнями Копий Синего Пламени, готовя Огненный Шторм, однако Князь рванул на меня, закрывшись сферой из золотого металла, которой было плевать на моё пламя. В последний момент я использовал Шторм и воздвиг Купол Тёмной Воды — и нас расшвыряло в разные стороны.
Однако в следующий миг мой противник мощным пинком под рёбра отшвырнул меня в сторону. Доспех не выдержал подобного удара, и я сплюнул кровью. Налетающий противник в каждый удар алебарды вкладывал чудовищное гравитационное давление, разноцветные молнии кружили в воздухе, стараясь ужалить, а его Воля давила, не давая даже шанса на атаку.
Но я держался. Не знаю как, на одних звериных инстинктах, забыв вычурные вязи заклятий — я держался, вращая глефу и заливая всё вокруг нас белым пламенем, отражая, пока что, все заклятия врага. Он был подобен самому воплощению металла и камня — несокрушимый, неуязвимый, раз за разом отбрасывающий меня, подавляя мощью и превосходством по всем аспектам.
Я же, обратившись самой сущностью своего пламени, с трудом держался. На моём теле прибавлялось синянков, ушибов и даже мелких переломов, но я постепенно вспоминал что-то былое, что-то давно позабытое, покрывшееся лоском цивилизации и внутренних запретов.
Я вспоминал себя былого — яростного, неудержимого воина, что шёл вперёд, не думая о преградах. Беспощадного и к себе, и к врагам Руса, того самого, что никогда не стал бы устраивать детских игр в «разгадай секрет заклятия» с предательницей Сансой, а просто запытал бы до полного обнуления, до смерти. Того Руса, что не знал жалости ни к кому — ни к врагам, ни к друзьям, что подпитывался жестокостью и ненавистью — в общем, того, кто сумел сокрушить чудовищ в первые, тяжелейшие месяцы Апокалипсиса. Ибо тот Руслан Мераев, которым я стал, не сумел бы выжить в подобном бою. Здесь не было места — этому глупому Руслану, что щадил врагов. Пришло время вытащить наружу Мясника.
И я вновь им стал. Яростным чудовищем, что с рёвом набрасывается на врага, не взирая на разницу в силах, не обращая внимания на риск и сжигая себя ради победы. Давно разлетелась на части моя глефа, и сейчас я бился сотворённым из чистого пламени оружием.
Даже больше того — раскололись на части доспехи, не было больше на мне дорогих артефактов — всё было уничтожено в яростной схватке. Я был сегодня яростнее и сильнее, чем когда-либо, я превосходил самого себя, все свои лимиты силы и скорости, трещало энергетическое тело от перегрузок, давил в полную мощь Вес Времени, моя Воля на равных противостояла врагу, а тело рассыпалось на части от усилий — но…
Но даже так я проигрывал. Растекалось пламя, усиленное жизненной энергией, бессильное преодолеть несокрушимую защиту Князя, Вес Времени лишь частично компенсировал разницу в наших параметрах, а Воля врага не уступала моей. Все мои контратаки, что проходили сквозь его защиту, не в силах были пробить его защиту, и я всё отчетливее чувствовал, что проиграл.
После очередного хитрого финта, я проскользнул под выпадом алебарды и обрушил лезвие глефы сверху вниз на вражеский шлем. И именно в этот миг он, плюнув на защиту, схватил мою руку, а затем, отпустив алебарду, взмахом обратившейся в лезвие ладони отсёк её. Следующий же удар швырнул меня в огромный бархан песка, что находился в километре от нашей схватки.
«Это конец», — мелькнуло в голове. Вокруг меня с грохотом рушились вниз огромные песчаные массы, я же лежал, чувствуя, как меня заживо погребает. Что же, финал нельзя назвать неожиданным…
Внезапно что-то дёрнуло меня вверх, вырывая из объятий импровизированной могилы. Я пулей вылетел из песка — и почувствовал, как моё горло сжали стальные пальцы Абрахама. Что, пришло время нарезки кожи с моей спины и прочих запланированных БДСМ игрищ?
— Ну, для букашки ты был весьма неплох, — заметил мой враг. — Но только для букашки. Что бы тебе было веселее сидеть следующий год до испытания, я дам тебе один намёк — мы с тобой, Мясник, вроде как сограждане — в одном анклаве живём. И сегодня твои люди…
Но я не слушал самодовольные разглагольствования Вальштейна. Я готовился к последнему, завершающему удару, копил Дух и жизненную энергию в Алтаре Силы, планирую сдетонировать. И за пол мгновения до того, как я это сделал, Аватар, наконец, пробудился. И первое, что он сделал — это перенаправил всю собранную мной энергию на что-то, чего я сперва не понял.
Засвистел, завыл в ярости ветер вокруг нас — Каори, наконец, разобравшись со своей противницей, пришла мне на помощь. Её катана с лязгом столкнулась с доспехом Абрахама — и тот, швырнув меня под ноги, повернулся к девушке.
— А она красавица, Мясник. Ты знаешь, я всегда любил азиаток. Даже в прежнем мире, когда жил в Новом Орлеане, я снимал шлюх исключительно из узкоглазых. Особенно люблю кореянок и японок. Подожди немного и никуда не уходи, ладно? — бросил он и одним ударом алебарды отсёк мне ноги ниже колена.
Не знаю, на что рассчитывала Каори там, где даже я проиграл, но она выигрывала мне время. Аватар творил что-то странное с моей энергией, я даже не почувствовал боли от потери конечностей, стремительно проваливаясь в транс. Я ощущал себя, словно я лечу в бесконечном пространстве наверх, к единственной светлой точке над головой. Я ощущал, как уходят силы, как жизнь покидает меня, но вместе с тем чувствовал, что стоит мне дотянуться до света — и всё наладится.