В трихотомистском мировосприятии наблюдается также определенный антиинтеллектуализм, когда дух воспринимается как составляющий элемент нашей сущности, который наиболее непосредственно общается с Богом, и считается, что дух есть нечто отличное от нашего интеллекта, эмоций и воли. Приверженцы такой разновидности христианства убеждены, что серьезные академические исследования в определенном смысле «недуховны». Но такая позиция противоречит повелению Иисуса любить Бога всем нашим «разумением» (Мк. 12:30); и Павел призывал пленить «всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10:5). Такое отделение сферы «духа» от сферы интеллекта может легко привести к пренебрежению здравым учением или к отказу от углубленного изучения и познания Слова Божьего. А это противоречит цели Павла, который стремился трудиться среди народа Божьего, укрепляя его «веру» и ведя его «к познанию истины, относящейся к благочестию» (Тит. 1:1; ср.: ст. 9). Отношение к духу как к отдельной составляющей нашей сущности, которая наиболее непосредственно общается с Богом, приводило к тому, что слишком много доверия оказывалось «духовному» видению; а это в истории Церкви часто приводило христиан к лжеучениям и немудрым поступкам. И наконец, трихотомизм может тонко подвести нас к мысли о том, что наши эмоции не так важны и на самом деле недуховны, так как являются частью нашей души, а не духа.
Напротив, если мы придерживаемся учения дихотомизма, которое поддерживает понимание единства и целостности человека, нам будет гораздо легче избежать ошибок и мы не станем принижать роли нашего интеллекта, наших эмоций и наших физических тел. Мы не будем считать наши тела источником зла и всегда будем помнить, что в этой жизни наши тела и наш дух находятся в постоянном взаимодействии и оказывают друг на друга большое влияние: «Веселое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости» (Прит. 17:22)[492].
Кроме того, здравый акцент на двухчастности в рамках единства помогает нам понять, что христианский рост должен включать в себя все аспекты нашей жизни. Павел пишет: «Очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием» (2 Кор. 7:1). Нам дано повеление возрастать «в познании Бога» (Кол. 1:10), а наши эмоции и желания должны все в большей и большей степени согласовываться с желаниями Духа (Гал. 5:17), в том числе через возрастание в таких эмоциональных состояниях, как мир, радость, любовь[493] и т. д. (Гал. 5:22).
Г. Писание говорит о нематериальной составляющей человека, которая может существовать вне его тела
Ряд философов–нехристиан бросили вызов представлению о том, что человек наделен некоторой нематериальной составляющей, такой, как душа или дух[494]. Возможно, из–за этой критики некоторые евангельские богословы с осторожностью говорят о двухчастности человеческого существа[495]. Они постоянно подчеркивают, что Библия рассматривает человека как нечто целое. Это действительно так, но данный факт не следует использовать для отрицания той истины, что Писание также видит природу человека как единство, состоящее из двух различных элементов. Конечно, те философы, которые убеждены, что никакой духовной сферы, недостижимой для чувственного восприятия, просто не существует, и, исходя из этой предпосылки, утверждают, что нет ни Бога, ни небес, ни ангелов, ни бесов, будут использовать схожие аргументы и для отрицания того факта, что люди обладают душой, которая отлична от тела. Представление о том, что мы наделены духом, или душой, принадлежит к невидимой, духовной сфере, и даже среди христиан считается лишь субъективным представлением. Поэтому наше знание о существовании человеческой души следует, прежде всего, основывать на Писании, в котором Бог ясно свидетельствует о существовании этого нематериального аспекта нашей сущности. Тот факт, что эта истина о нашем существе не может быть ясно познана вне свидетельства Писания, не должен удерживать нас от ее утверждения.
Писание совершенно неоднозначно говорит о том, что у нас есть душа, которая отличается от нашего физического тела, и что она может действовать сравнительно независимо от наших обычных мыслительных процессов (1 Кор. 14:14; Рим. 8:16). Оно утверждает также, что, когда мы умираем, душа способна совершать осмысленные действия и общаться с Богом вне нашего физического тела. Иисус сказал умирающему разбойнику: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Л к. 23:43), несмотря на то что физические тела их обоих ожидала скорая смерть. Когда Стефан умирал, он знал, что сразу же отправится в присутствие Господа, так как он молился: «Господи Иисусе! приими дух мой» (Деян. 7:59). Павел не боится смерти, ибо он говорит: «Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше» (Флп. 1:23). Это состояние он противопоставляет жизни в этом мире, которую характеризует словами «оставаться во плоти» (Флп. 1:24). Он даже говорит: «Мы… желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа» (2 Кор. 5:8); следовательно, он уверен в том, что после физической смерти его дух отправится в присутствие Господне и там сразу же станет наслаждаться общением с Господом. Книга Откровение напоминает нам, что «души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели» (Отк. 6:9), находятся на небесах и вопиют к Богу о совершении справедливости на земле (Отк. 6:10; ср. также: 20:4).
492
Многие тексты Писания напоминают нам о том, что наше тело и наш дух взаимодействуют друг с другом, но не дают никаких сведений о том, как именно они взаимодействуют. Беркхоф мудро замечает: «Тело и душа — различные субстанции, которые взаимодействуют, хотя способ их взаимодействия ускользает от человеческого внимания и остается для нас тайной»
493
Кто–то возразит, что любовь — это не просто эмоция, так как она проявляется в поступках; часто мы можем действовать с любовью по отношению к другим людям, даже если не испытываем к ним этого чувства. Я согласен с этим, но в любви, безусловно, присутствует эмоциональный компонент — мы можем чувствовать любовь к другим людям, — и мы бы потеряли значительную часть богатства в наших взаимоотношениях с Богом и с другими людьми, если бы стали отрицать это.
494
См.: Millard Erickson,