Систематическое богословие

Данное выше определение уточняет, что грех есть несоответствие Божьему моральному закону не только в действии и в состоянии, но также и в нашей моральной природе. Сама наша природа, наше внутреннее содержание, сама суть того, чем мы являемся, как личность, также может быть греховной. До того, как мы были искуплены Христом, мы не только совершали греховные поступки и пребывали в греховных состояниях, мы были также грешниками по природе. Поэтому Павел и говорит, что «Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5:8, курсив мой. — У. Г.), или что прежде мы «были по природе чадами гнева, как и прочие» (Еф. 2:3, курсив мой. — У. Г.). Даже во сне неверующий, хотя он и не совершает греховных действий и не лелеет в себе греховных состояний, все же «грешен» в очах Божьих; его природа греховна и не соответствует Божьему моральному закону.

Были предложены также и другие определения сущности греха. Возможно, самое распространенное определение заключается в утверждении о том, что грех — это себялюбие[499]. Однако подобное определение неудовлетворительно, так как: 1) Писание не определяет грех таким образом; 2) забота о себе часто является благом и одобряется Писанием, как, например, в том случае, когда Иисус повелевает: «Но собирайте себе сокровища на небе» (Мф. 6:20), или когда мы стремимся возрасти в святости и в христианской зрелости (1 Фес. 4:3), или даже когда мы приходим к Богу через Христа. Бог, несомненно, призывает заботиться о самих себе, когда говорит грешникам: «Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам, дом Израилев?» (Иез. 33:11). Если мы определим сущностную природу греха как себялюбие, то многие люди придут к убеждению, что они должны отречься от любого устремления, направленного на их личную выгоду, что, безусловно, противоречит Писанию[500]; 3) часто грех не является себялюбием в обычном смысле этого слова — люди могут проявлять бескорыстную преданность лжерелигии, светским, гуманистическим или политическим целям, которые противоречат Писанию, но не обусловлены «себялюбием» ни в одном из распространенных значений этого слова. Более того, ненависть к Богу, поклонение идолам и неверие обычно вызваны не себялюбием, и все же эти явления — очень тяжелые грехи; 4) такое определение предполагало бы, что неправомочность или грех присутствовали также в действиях Бога, так как наивысшая цель Бога — искать Своей славы (Ис. 42:8; 43:7,21; Еф. 1:12). Однако такой вывод явно неправилен.

Гораздо правильнее определять грех так, как это делает Писание, исходя из соотношения с Божьим законом и Его моральными качествами. Иоанн говорит нам, что «грех есть беззаконие» (1 Ин. 3:4). Когда Павел желает показать всеобщую греховность человечества, он обращается к закону Бога, будь то писаный закон, данный иудеям (Рим. 2:17—29), или неписаный закон, действующий в совести язычников, которые своим поведением «показывают, что дело закона у них написано в сердцах» (Рим. 2:15). В обоих случаях их греховность доказывается по их несоответствию моральному закону Бога.

И наконец, мы должны отметить, что это определение подчеркивает тяжесть греха. Из опыта мы понимаем, что грех наносит вред нашей жизни, что он привносит в нее боль и деструктивные последствия, которые могут отразиться также и на других людях. Но определение греха как несоответствия моральному закону Бога подчеркивает, что грех — это не просто боль и деструктивные последствия, это нечто неправильное в самом глубоком смысле этого слова. В мире, сотворенном Богом, грех не может быть одобрен. Грех прямо противоположен всему благому в сущности Бога. Бог вечно наслаждается Собой и всем тем, чем Он является, и вечно ненавидит грех. По своей сути грех — это противоречие сути Его моральных качеств. Грех противоречит святости Бога, и Он должен ненавидеть его.

499

См., напр.: А. Н. Strong, Systematic Theology, pp. 567–573. Стронг, однако, определяет себялюбие весьма своеобразно, и смысл, который он вкладывает в этот термин, отличается от обычного употребления, когда под себялюбием подразумевают просто заботу о самом себе или заботу о себе за счет других людей. Стронг рассматривает себялюбие как «такой выбор личного блага в качестве наивысшей цели, который составляет антитезу наивысшей любви к Богу» (р. 567), и как «фундаментальный и позитивный выбор предпочтения себя самого, а не Бога как объекта преданности и наивысшей цели бытия» (р. 572). Определяя себялюбие таким образом и, в частности, как противоположность любви к Богу и «любви к тому, что наиболее характерно и фундаментально в Боге, а именно Его святости» (р. 567), Стронг, фактически, близок к нашему определению (несоответствие моральном закону Бога), особенно в сфере состояний (которые, как он объясняет, влекут за собой поступки). Поскольку Стронг определяет «себялюбие» таким необычным образом, его определение, в общем–то, не вступает в противоречие с Писанием, так как он просто утверждает, что грех — это противоположность великому повелению любить Бога всем нашим сердцем. Проблема заключается в том, что он использует слово «себялюбие» в значении, которое не принято в широком употреблении, и поэтому его определение греха часто понимается неверно. В данном разделе мы возражаем не против понимания греха как себялюбия в необычном смысле, по Стронгу. Мы не согласны с подобным определением, если слово «себялюбие» понимается в его обычном значении.

500

Конечно, себялюбие, которое нацелено на достижение нашего собственного блага за счет других людей, — негативное явление, и именно это имеется в виду, когда Писание говорит нам: «Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя» (Флп. 2:3). Однако различие между себялюбием в отрицательном смысле и стремлением к собственному благу, которое не противоречит Писанию, многими людьми понимается смутно.