— Она, это была она, и у нее было имя, — я сплюнул на пол горькую тягучую слюну. Сейчас последнее, о чем надо было задумываться, это об асептике и антисептике, а программа производственного контроля вообще ушла в прошлое, канув в небытие.
— У игроков и неигроков нулевого уровня не может быть собственных имен.
— Заткнись, — процедил я, подходя к большому процедурному столу и начиная открывать ящики и биксы, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы мне пригодиться для того, чтобы выйти из здания. Что я мог использовать в качестве оружия. Не найдя ничего подходящего, я залез в шкаф с лекарствами и начал наполнять шприцы убойными коктейлями. Проблем с выбором не было, учитывая специфику палаты, все, что находилось в шкафу в больших дозах могло как поднять на ноги, так и отправить на тот свет. Убрав заполненные шприцы в карман, я направился к двери, бросив при этом задумчивый взгляд на Демидова. В голове крутилась мысль о том, что Марина почему-то его не тронула. Но этот вопрос был из разряда тех, ответа на который я получить пока все равно не смогу, поэтому можно пока об этой странности не думать.
Глава 3
Реанимационных палат в больнице было три, плюс ПИТ — палата интенсивной терапии, и все это до недавнего времени было моим хозяйством, целое отделение, куцее, правда, но со всеми положенными кунштюками. Я знал в этих палатах каждую трещинку на потолке и каждого микроба в решетке вентиляции, которого с поразительным упорством оттуда доставали злые представители Росспотребнадзора при проведении очередной проверки производственного контроля. И что мы с Борисовной только не делали, чем эту блядскую вентиляцию не протравливали, проклятый стрептококк раз за разом высеивался, добавляя головной боли главному, которому приходилось выплачивать штрафы из бюджета больницы, который был отнюдь не резиновый. Это было мое царство и моя зона ответственности, в которой я чувствовал себя наиболее уверенно.
Именно поэтому, после того, как я убил Марину, надо привыкать называть вещи своими именами, я направился именно сюда, благо палаты расположены рядом с операционной и имеют общую проходную зону, чтобы далеко каталки с голыми телами, кое-как прикрытыми простынками, не тягать, вызывая нездоровое любопытство среди остальных пациентов.
И все же направился я сюда скорее по многолетней привычке, стараясь не думать о том, что только что произошло в ПИТе. Можно сказать, что ноги сами принесли меня сюда.
В каждой палате располагалось по пять коек. Все пятнадцать были заняты в тот момент, когда я уходил в ординаторскую. Когда я заходил в блок, то практически был уверен в том, что все койки пустые, как это произошло с обычными палатами, в некоторые из которых я заглянул по дороге в ПИТ.
Прямо с порога меня ждал сюрприз в виде лежащего в луже собственной крови Сашки, который смотрел в потолок остекленевшим взглядом. Понятно, решил проведать прооперированных ночью, а нарвался на неигрока, который его и приговорил. Я присел рядом с телом на корточки и взял за руку. Еще теплый, да и окоченения пока не наблюдается. В руках у бывшего заведующего ничего не было, что хоть издали напомнило бы оружие, и это снова наталкивало на мысль, что он не знал о начале Большой Игры, хотя она в этот момент уже началась. Создавалось странное ощущение, что Сашка просто отмахнулся от что-то бубнящего в голове голоса, проявив совершенно несвойственное ему распиздяйство. Хотя, может быть, в отличие от меня он не заснул, а от такого напряга, какой был ночью, просто уже ничего не соображал, совершая некоторые действия, вроде обхода особо тяжелых, на голимом автомате. Сейчас сложно сказать, а сам он уже не ответит. Вот только приговорили его совсем недавно. Как бы не в то же время, когда я с Мариной в ПИТе разбирался.
Я перевел взгляд на койки и чуть слышно выругался. Большинство из них были пустыми, как я и предполагал, но вот первая с этого края и виднеющаяся во второй палате оказались заняты. Вот только лежащие на них пациенты признаков жизни не подавали, а зияющие раны на шеях не давали усомниться в причинах их неподвижности. Прикроватные мониторы смотрели равнодушно черными экранами, не подавая признаков жизни. Я проследил взглядом за шнурами и увидел, что вилки вырваны из розеток, и валяются на полу. Не к месту вспомнилась байка об уборщице, которая вырывала вилки аппаратов жизнеобеспечения, чтобы включить пылесос. Вот только ситуация вовсе не располагала к смеху.