Начнем с междометий. С части речи, название которой на всех языках Европы означает «кидание промежду». Нарочно не придумаешь. С этим грамматическим термином мы разберемся позже, а сейчас займемся самими междометиями. Междометия следует подразделить на два разряда. Первый — это собственно междометия. Они обычно никакого лексического значения не имеют, выражая лишь чувства. Это ахи, ойконья и тому подобные восклицания, которые, как считается, происходят либо от звукоподражания либо от естественных биологических звуков, которые возникают в речевом аппарате как бы сами по себе. Здесь лингвистике делать в общем-то нечего, физиология разберется в этих звуках с большим пониманием сути дела. Второй разряд составляют осмысленные слова и выражения, употребляемые в функции первого. Можно глубоко вздохнуть, а можно и добавить, например, боже мой. Оба способа будут в одинаковой степени сигнализировать о печали или скорби. Первый способ выражения эмоций должен больше интересовать физиологов, второй — лингвистов. Но прежде чем отдавать ахи физиологам, надо провести среди них сортировку. К примеру, тот же ах. Известно, как крепки на Востоке семейные узы. Они оставляют свой глубокий след не только на характере взаимоотношений среди родственников, в особенности кровных, но и на языке. Это естественно. В минуты волнений кого вспоминает человек прежде всего? Разумеется, Бога, родителей, братьев, сестер. Так и появляются междометия, заполненные обращением к названным лицам.
В нашей традиции круг лиц, к которым мы обращаемся в трудную минуту или минуту радости, значительно сузился. Мы вспоминаем только бога и маму, да и ту почему-то недобрым словом.
Если все же разбираться, то это просто нам кажется, что круг родственников сузился. Оказывается, أخ 'ах — это по-арабски «брат», أختي 'ухти — «моя сестра», ياختي йохти — «О, моя сестра!», лучше бы перевести просто «сестричка».
Эти междометия употребляются и для выражения восхищения и разных оттенков удивления. Отсюда в нашем языке и ах!, и ох!, и ох ты!, и ух ты! Отсюда же фразеологизм не ахти какой, то есть такой, по поводу которого не скажешь йахти (О, сестра моя!). Все эти разнообразные охи и ахи не без помощи наших филологов мы осмыслили как биологические выкрики. На междометиях, как ни на каких других речениях, легче всего прослеживается линия интеллектуальной деградации. Все эти выражения и в арабском языке употребляются как междометия и с тем же значением, правда, при буквальном осмыслении.
Еще в молодости приключился со мной такой случай. Я тогда не придал ему никакого значения, да вот через несколько десятков лет пришлось вспомнить. Дело было в Алжире. Я, еще молодой тогда переводчик, играл в довольно азартную настольную игру. И время от времени непроизвольно у меня вырывалось междометие ох ты! Я обратил внимание, что арабы как-то странно при этом на меня смотрят. Я был так увлечен игрой, что не стал выяснять, в чем дело. А потом забыл. Теперь я понимаю их взгляд. Оказывается, что это междометие было и в арабским. А странность их взгляда объясняется тем, что в арабском языке оно принадлежит женской речи, поскольку упоминается в ней сестра, а не брат.
Когда говорят охти или яхти, все понимают, что говорящий обращается как бы к своей сестре. И это нормально. Точно так же он может обратиться к брату, к отцу, к матери, к Богу, делясь с ними радостью, или обращаясь за моральной поддержкой. Кстати, когда арабы слышат от русских эти междометия, они воспринимают их как арабские, полагая, видимо, что мы обладаем поразительной хваткой в отношении иностранных языков. Как иначе объяснить, что русские так быстро запоминают арабские названия родственных отношений? Откуда им знать, что для нас эти же междометия — биологические выкрики, происходящие от диких воплей обезьян, или кого мы там хотим видеть в качестве своих предков.
Добавим к сказанному, что арабская звательная частица йа имеет в своем составе долгий А, который в ряде других языков (иврит, персидский,) произносится как О. И у нас так же. В результате появляется междометие ё-ё, которое в головах моих соотечественников ассоциируется, понятное дело, с первой буквой бранного слова. Они полагают, что люди, чтобы не произносить матерное слово, заменяют его на какую-нибудь абракадабру, типа ё моё, как в ё-кэ-лэ-мэ-нэ или ё-пэ-рэ-сэ-тэ. На самом деле, это слегка искаженное арабское يامه йамма (йомма) «О, мама моя!», соответственно, ёба — корень, который некоторые из нас без удержу используют почти во всех крепких выражениях и именно потому, что вкладывают в него определенный смысл, на самом деле означает «О, отец мой!». Упоминание родителей вместе (йоба и мать) в одном выражении превратилось у нас в кощунственное ругательство, от которого у нормальных людей должны бы бледнеть лица и в справедливом гневе сжиматься кулаки. Так оно и происходит с теми, кто только начинает тесное языковое общение с русскими. Похоже, все-таки, что сами русские в глубине души понимают, в чем здесь дело и, как правило, в отличие от тех, кто не владеет русским языком в полной мере, даже не обижаются, считая матерные междометия не более как языковым сором. Отсюда, видимо, и идет привычка не задумываться над смыслом слова. Чего ж над ним думать, если оно все равно значит совсем не то, что значит. Да и специалистам легче жить, мол, звукоподражательное. Чего возьмешь от диких воплей обезьян!