Хотя, с определением человек, пожалуй, я немного поторопился. Когда незнакомец поднял голову, длинные и, как снег, белоснежные волосы обнажили по-нечеловечески длинные уши. Да и само строение лица было какое-то чересчур хрупкое и немного вытянутое. Как, впрочем, и кисти рук, что виднелись из широких рукавов светло-зеленого одеяния. Тонкие, но изящные пальцы, были раза в полтора длиннее человеческих.
— Ну привет, коль не шутишь. Значит ты и его подменил. Поразительная, нужно отметить, работоспособность. Неужто все ради одного меня? — Прищурил я глаза, рассматривая истинным зрением надпись, висящую над его головой.
"Живой артефакт. Кукла-имитатор Террлион. Сознание порабощено на семьдесят пять процентов. Уровень 8."
— Ну естественно, Илья Владимирович. Я вам, можно сказать, жизнью обязан и всегда помнил об этом. — Выпрямился имитатор и изогнул рот в знакомой, надменной ухмылке. — Так что, ловушки в этом городе были расставлены на любое вашей действие. Хотя, отдаю вам должное, колодец я не учел. Я предполагал, что возможно, вам удастся улететь, а эти тупорылые кретины не смогут в вас попасть ни единым патроном. В целом, просчет в рамках допустимой погрешности. И все это, разумеется ради вас.
— Что-то я не помню, что бы жизнь тебе спасал. — Решил я потянуть немного время, обдумывая дальнейшие действия. — Когда это я добрый такой стал?
— О, вы прекрасно помните, когда стали таким добрым. — Улыбнулся Эрих в теле Террлиона. — А иначе зачем бы вы носили с собой этот старый крестик? Но, если вы упорствуете, то ладно, пойду вам навстречу и напомню. Старая, почти забытая церквушка на севере Беларуси, а в ней загнанные, как дикие звери, остатки нашего ордена из нескольких детей не более десяти-двенадцати лет от роду. Дрожащие от страха, голодные и оборванные они прячутся за спину священника. Да и как могло быть иначе? Сколько ты загонял нашу секту по всему миру, пока не остались последние из детей? Пять лет? Шесть?
— Cемь. Семь лет мне понадобилось, после войны, чтобы извести вашу погань. — Прорычал я, чувствуя, как по щекам начали бить крохотные разряды энергии, что вырывались из глаз.
— Спокойствие Илья Владимирович, спокойствие. Я ведь только начал рассказ. — Махнул рукой Эрих в успокаивающем жесте. — На чем я остановился? Ах да, напугались они до трясучек. Да и кто бы не испугался? Ведь туда пожаловал сам Карачун! Капитан, который мог безнаказанно дать в морду генералу. Расстрелять любого полковника или майора, без объяснения причин. Человек… Да что там человек! Воплощение мести. Практически реинкарнация всей инквизиции, только на советский лад. Я был совсем маленьким, когда мне отец начал рассказывать эту историю по выходным. Признаюсь, вы даже некоторое время были моим героем. Как и отец Сергий, если не ошибаюсь в его имени, что встал на их защиту. Этого ты тоже не помнишь, Карачун?
— Если ты, паскуда, еще раз произнесешь это имя... — Не контролируя себя от гнева, начал я дублировать свои слова с помощью магии воздуха. Чем вызывал легкое сотрясение стен, по которым тут же побежали змейки трещин и провалов.
— Так вы начинаете вспоминать! — Радостно всплеснул руками Эрих, не обращая внимания на падающие сверху мелкие камни и щебень. — Значит, я не зря стараюсь. А правда, что это он, наплевав на инструкции, взял вас несовершеннолетнего в отряд? Сделал сыном полка. Даже более того, говорят всю войну он и растил вас, как родного сына, особенно после того, как известия пришли о том, что всю семью у тебя вырезали. И как ты ему отплатил, когда он попробовал не пустить тебя к маленьким детям для расправы над ними? Крики, оскорбления, угрозы, даже выстрелы в воздух! Довел святого человека до того, что он сам себе в ногу выстрелил, чтобы ты грех на душу не брал. Помнишь, как он на искалеченных ногах смог подняться и протянуть тебе окровавленный крестик, умоляя отпустить детей? Вот это и было начало твоей доброты. Ну а у нас, можно сказать, что это было второе рождение ордена. Невинные дети были на самом деле очень даже не невинными и имели достаточно знаний, чтобы передать их будущим поколениям.
— Не может быть. — Прошептал я, осененный страшной догадкой. — Он обещал воспитать их. Сделать так, чтобы они жили в церкви до самой смерти.
— А они и жили там, до самой ЕГО смерти. — Гнусно заржал Эрих. — Даже больше. Зима была холодная, запасы у него скудные, а жрал этот белорус, как три коня. Моя бабка до самой старости сковородку с резной ручкой вспоминала, которой она его к его же богу и отправила. Многофункциональная, говорила, вещь! На ней готовила, ей однажды, когда он уснул, голову проломила, ее же и продала потом, чтобы уехать оттуда. Хорошо в то время было, никакого учета и списков. Пропал поп, да и черт с ним. Кто его искать-то будет в опустевшей деревне? Если даже названный сын ушел, не оборачиваясь. Только аптечку ему оставил, да крестик унес. Ну оно и понятно. Чистое серебро, как-никак, плюс реликвия. Бабка-то изначально его приметила и забрать хотела. Можно достаточно дорого продать было бы. Слушай, а давай повторим сценку? Стреляй вот прямо сейчас себе в ноги, а потом встань на них и иди ко мне, протягивая крестик и моля о сочувствии? Я тогда, возможно, как в наш мир вернусь, внука твоего убивать не буду? И не смотри так, я уже все про тебя знаю. Где, с кем, и кого из твоих близких, можно будет навестить.