смеющаяся, поговорила с Прокатовым, видимо, давним ее знакомым, задала несколько вопросов Гусю, записала
что-то в книжечку. Потом попросила «занять рабочие места» и раз десять щелкнула нарядным, сверкающим
фотоаппаратом. Села за руль, помахала рукой и укатила.
В этот день Гусь возвращался с работы широким неторопливым шагом, чуть-чуть вразвалку, как ходил Иван
Прокатов. И если бы кто видел его, идущим так, сразу бы догадался, что на земле появился новый рабочий человек.
По сияющему лицу Сережки Гусь сразу понял, что из путешествия друзья возвратились с интересными
новостями.
— Давно меня ждешь? — спросил Васька.
— He! Мы только что вернулись. Я забежал домой и сразу к тебе... Если бы ты знал, что мы видели!..
— Давай рассказывай, — и Гусь спокойно стал раздеваться, хотя слова Сережки заинтриговали его.
Дарья, как всегда по возвращении сына с работы, тотчас налила в умывальник горячей воды.
— Понимаешь, пришли мы к шалашу, смотрим, а в Сити вода мутная, мутная! Палки плывут, какие-то
сучья...
— Ну?
— Витька и говорит: пойдем сразу вверх, посмотрим, что там такое делается... Километров шесть прошли,
глядим, а там Сить с берега до берега деревьями да всяким мусором завалена. Вода так и бурлит! Мы стоим, ничего
не понимаем!
— Ты не тяни, рассказывай! — уже из-под умывальника поторопил Васька друга.
— Вот я и рассказываю по порядку... И на берегу — везде сучья, деревья лежат. Толстущие осины чуть не до
половины будто ножиком кто стругал. Тут Витька и догадался. Это, говорит, бобры плотину строят...
— Бобры-ы? Откуда они взялись?
— Во! Я то же Витьке сказал. А он и слушать не хочет. Надо, говорит, засаду сделать, подсмотреть, как тут
они хозяйничают... В общем, выбрали мы место, засели. Двое суток дежурили. И точно! Я сам двух бобров видел.
И Витька двух. Днем их будто и нету, а как вечер приходит, вот и начинается работа!.. Если бы ты видел, какие
огромные осины они валят! Зубы у них, как стамески! Сук в руку толщиной, а он два раза чиркнет — и готово!..
— Обожди, обожди, — вдруг перебил его Васька и повернул изумленное лицо, с которого стекала мыльная
пена. — Значит, бобры?.. Вот кто у нас сетку резал!..
— Точно! — воскликнул Сережка торжествующе. — Мы это тоже сразу сообразили. Такими зубами ему
расстричь сетку — раз плюнуть!
Тем временем Дарья собирала ужин. Гусь сел к столу.
— Да, вы — молодцы! Разгадали, значит... Но откуда бобры пришли? Ведь здесь их никогда не было.
Сережка пожал плечами.
— Откуда-то пришли... А как они интересно плавают! Над водой только мордочка чуть-чуть видна...
Дарья вышла о кухню. Сережка наклонился к Гусю и быстро шепнул:
— Танька приехала! Тебя ждет! — и как ни в чем не бывало, продолжал: — Плывет, плывет, а потом как
ляпнет хвостом!.. Это они так ныряют...
Но Васька уже не слушал. Что-то дрогнуло у него в груди, и сердце забилось часто-часто, как тогда на Сити, у
старой сосны... Мысли мешались: почему приехала Танька — не смогла поступить или ее отпустили до начала
занятий? Как лучше встретиться с нею? Уйти после ужина с Сережкой к ним домой, раз оно ждет? Но там,
наверно, отец, мать, бабка... Нет, это невозможно! Надо придумать что-то другое... Хотя бы узнать, получила ли она
мое письмо. Поручить это Сережке? Ему можно — не выдаст. А может, он уже знает?..
Когда Сережка наконец умолк, Дарья спросила у сына:
— Не слыхать, Вася, когда аванец-то вам давать будут?
— Не знаю. А что?
— Да вишь ли, в сельпе хорошие костюмы есть, по сорок два рубля. Купить бы надо, а то в школу-то ходить
не в чем.
— Надо — купим, — отозвался Гусь. — Те-то тридцать семь рублей еще не истратила?
— Что ты, что ты? — испугалась Дарья. — Я их не тронула. Как положил в шкаф, так и лежат. Раз уж сам
заработал...
— Добавь пятерку, да и купи!..
Дарья сразу поднялась из-за стола.
— Ты чего?
— Дак в лавку-то. Ведь скоро закроют уж!
— Не к спеху. Завтра купишь.
— Нет уж! Ежели покупать, дак сегодня. Завтра, может, их и не будет уже.
Гусь промолчал: пожалуй, и кстати, если мать уйдет сейчас — можно будет Сережку расспросить...
Дарья взяла о шкафу деньги, накинула на голову выгоревший ситцевый платок.
— Боле-то ничего покупать не надо?
— Ничего.
— Ну и ладно.
О том, что денег у нее, кроме Васькиных, всего два рубля, она не сказала сыну: пятерку-то и у Пахомовых
можно занять — не велик долг.
Как только мать вышла, Гусь спросил:
— Не говорила Танька, получила мое письмо?
— Получила.
— А что сама не написала?
— Но знаю. Она в кино собирается. Велела тебе сказать.
— Что велела?
— Да сказать, что в кино пойдет и тебя дожидается.
— A-а... В училище-то поступила?
— Поступила.
Гусь закончил ужин, собрал посуду, вынес ее в кухню.
«Можно и в кино, — размышлял он. — А после поговорить...»
— Тольку давно видел? — спросил он.
— А ну его! Он с отпускниками целые дни по лесу таскается — грибы ищут. А грибов-то нету — сухо, не
растут.
Прибежала Дарья, взволнованная, довольная.
— Вот, купила! — сказала она и положила на стол узел. — Сорок восьмой размер третий рост. Ежели
неладно, продавщица заменит...
Новый черный костюм показался Гусю таким нарядным, что и надевать его было страшно.
— Померь, померь! — настаивала Дарья.
— Ладно, потом, — отнекивался Гусь. — Я в кино пойду.
— Дак в костюме-то и иди, ежели ладной! — и Сережке: — Ты хоть похвастал, что Танька-то приехала?
— Я знаю, — буркнул Гусь.
Костюм пришелся в пору, но идти в нем в кино Гусь не решился. Он надел свой старый латаный пиджачишко,
который к тому же был заметно мал ему. Дарья запротестовала:
— Чего ты в этаком страмиться пойдешь на люди!
— В этом привычнее!
Дарья вздохнула.
Сережка и Гусь вышли на улицу.
— Кино-то хоть, какое? — спросил Гусь.
— «Тихий Дон». Вторая серия. Сначала к нам зайдем, а потом уж в клуб. Время еще есть.
Гусь не возражал. Но когда они дошли до Сережкиного дома, заупрямился:
— Не буду я заходить! Здесь обожду.
— Ты чего? Пойдем в избу-то!
— Сказано — не пойду! Ты ведь недолго?
— Ну как хочешь...
Сережка и Танька вышли скоро. Taнька была одета нарядно: кремовая кофточка, черная юбка, бежевые
сверкающие туфельки, а на плечах тонкая, будто паутинка, косыночка. Гусь сразу почувствовал, как нелепо будет
выглядеть он в своей трепаной одежде рядом с такой красавицей. А Танька улыбалась. Сияющая, она сбежала с
крылечка и протянула Гусю руку.
— Ну, здравствуй!
Гусь заметил, что на них смотрят из окон шумилинского дома — кто смотрит, не разобрал — и от этого
растерялся еще больше.
— Ты хоть дай мне руку! — засмеялась Танька.
С отчаянной решимостью Гусь поднял на нее глаза и медленно, будто рука была чужая, пожал Танькину
ладошку. Взгляды их встретились. И Гусю показалось, что Танька стала еще красивее, в тысячу раз красивее и
лучше!
— А я уже слышала про тебя!
— Что слышала? — не понял Гусь.
— Да что в газету про вас напишут! – Hy, чего мы стоим? Пошли!..
Гусь хотел идти рядом с Сережкой, но Танька легонько оттолкнула брата и пошла в середине. Она была в
отличном настроении, рассказывала, как поступала в училище, потом что-то спрашивала у Гуся, но он отвечал
односложно и невпопад. Даже спиной он ощущал на себе любопытные взгляды однодеревенцев и чувствовал, что в
этих взглядах есть еще что-то, кроме простого любопытства, но что именно, понять не мог.
— Ты что сегодня такой? Наверно, сильно устал? — сочувственно спросила Танька и вдруг взяла Гуся и