Танька мгновенно перестала хныкать и испуганными, полными слез глазами уставилась на Гуся.
— Ты что, Вася? Не смей…
Гусь почувствовал, как защекотало в уголках глаз, и, чтобы Танька не увидела его слез, навалился грудью на стол и уронил голову на руки.
Танька вскочила, подошла к нему.
— Вася, не надо! Я верю. Слышишь? Верю. Ну? — Она осторожно обняла его за шею и чуть-чуть, точно боясь обжечься, прикоснулась губами к его уху.
…На другой день так же моросил дождь. Танька, Сережка и Гусь втроем шли на станцию. Гусь нес Танькин чемоданчик, а Сережка, чтобы не мешать сестре и другу, то убегал вперед и швырял в Сить камешки, то лазил в малинниках, отыскивая редкие, еще не опавшие ягоды.
За два дня до Октябрьских праздников выпал снег. Выпал он на скованную морозом землю, и потому как-то неожиданно быстро, разом все забелело вокруг: и лес, и поля, и пожни, и крыши домов. Даже проселки, на которых еще не успели проложить первый санный след, матово светились снежной белизной.
По этому первому снегу и прибежали в Семениху ученики-интернатники на короткие осенние каникулы.
Витька, Сережка и Гусь еще в пути договорились уйти ранним утром в лес, в верховья Сити, и теперь стояли возле Сережкиного дома, уточняя, кому что брать с собой.
— Я возьму ружье, топор, соль, спички, — сказал Гусь. — Ну и котелок картошки.
— У нас брезент есть, тонкий такой, плотный. Когда с отцом на рыбалку или охоту ездили, всегда с собой брали. Вот его возьму, чтобы ночью укрыться, — сказал Витька. — Топорик тоже возьму. Ночи теперь длинные, много дров надо.
— Компас не забудь, — напомнил Гусь. — И патронов о пулями. У меня ведь пуль нету.
— Хорошо. Кружки надо бы, под чай…
— У нас пластмассовые стаканчики есть, — вспомнил Сережка.
Когда все было обговорено, ребята разошлись.
Около дома Гусевых, у изгороди, лежал штабель сосновых бревен. Их, видимо, привезли вчера: след от тракторных саней да и бревна были припорошены снегом. А в уголочке между изгородью и штабелем, свернувшись калачиком, спала Тобка — рыжая бездомная собачонка. Заслышав шаги, она подняла голову, навострила уши, потом быстро-быстро завиляла хвостиком.
— Тебе, Тобка, не холодно? — спросил Гусь. — Ну, давай иди, иди ко мне!
Собака нехотя поднялась и вперевалочку затрусила к Гусю. Она была длинная и низкорослая, как такса, и ноги у нее были тоже кривые, а морда — большая, тяжелая, с острыми, как у лайки, ушами.
— Ох ты, уродина! — Гусь потрепал собаку по шее. — В лес-то со мной пойдешь?
Тобка махнула хвостом.
— Пойдешь! Только проку от тебя никакого. Сколько раз брал, а ты ничего не нашла. — Гусь достал из сумки помятый кусок хлеба и подал собаке. — Пожуй, бродяга!
Тобка схватила кусок и, благодарно размахивая хвостом, возвратилась на свое место, где спала, а Гусь вбежал в избу.
— Это что, мама, дрова нам такие привезли? — спросил он, швырнув в угол сумку с учебниками.
— Какие же это дрова? — Дарья вытерла руку о передник, села на лавку. — Иван-то Прокатов с бригадиром заявление в контору писали — просили, чтобы колхоз дом отремонтировал.
— Чей дом? — не понял Гусь.
— Да наш!.. Вроде как я-то инвалид, а ты еще школьник. А изба-то, того и гляди, развалится.
— Ну?
— В конторе и согласилися. Вот и привезли бревна-то. А тес на крышу, бригадир сказал, весной привезут. Утрось вот тут сидел, сказывал. Халупу, говорит, вашу раскатаем, что годное есть, выберем, а остатки из нового лесу. Нам, говорит, копейки платить не надо будет, все за счет колхозу сделают.
— Так-то хорошо бы!
— Да как не хорошо!.. Этот бригадир не барохвостит, раз уж обещал… — Дарья хотела сказать, что, по словам бригадира, правленцы пошли на это в надежде, что Васька после восьмилетки останется работать в колхозе, но промолчала. — А вы чего это на улице стояли? — спросила она. — Поди, опять в лес сряжаетесь?
— Конечно!
— Надолго ли?
— На три дня. Седьмого вечером вернемся. Всю Сить хотим пройти…
— А Танька-то на праздники разве не приедет?
— Нет. Сережка говорил, их в Москву на экскурсию отправят.
— Ну!.. Гляди-ко ты! И так в городе живет, а тут еще и в Москву!.. А я-то думала, может, она приедет, дак и ты бы в праздник дома был… А уйдешь, так я и стряпать ничего не стану. Потом уж если…
Гусь вдруг вспомнил, как прошлый год в праздник, вернувшись из лесу, он нашел мать на улице. Она была пьяная.
— А ты опять по гостям пойдешь?
— Схожу ведь к кому-нибудь… Чего дома одной-то сидеть?