Ленька, как всегда, пристегнул себя ремнем к стволу дерева и нетерпеливо поднес к глазам бинокль: ему хотелось удостовериться, что ночью действительно кто-то приходил на пост и что все виденное и слышанное не почудилось.
Он сразу увидел след. Вероятно, человек торопился и оставил позади себя светло-желтые прядки выдернутого мха.
Ленька медленно ведет глазами по следу, с напряженным вниманием осматривая узкую горловину. Вот кочка, похожая на султана, с коричневой, свешивающейся во все стороны травой. Она примерно на средине горловины. А след тянется все дальше и дальше, он уже заметен чуть-чуть. Бинокль замер. Взгляд беспомощно заметался: далеко, не видно, не разобрать! Слезятся глаза, надо дать им отдохнуть.
Ленька опускает бинокль, и в поле зрения попадает лес на той стороне болота. Сомнений нет: человек в накидке пришел оттуда, он пересек болото именно в этом, самом узком и единственно проходимом месте.
«Может, это дезертир? — подумал Ленька. — Конечно! Он струсил, он бежал с передовой и разрядил винтовку Кривого, чтобы тот его не застрелил. Ведь за такое расстреливают… Но если бы он был дезертиром и случайно встретился с Кривым, он мог бы назваться разведчиком…» Ленька терялся в догадках. Новая мысль вовсе сбила с толку: они ж разговаривали на вепсском языке! На языке, которого почти никто не знает!..
Все предположения рухнули, смешались, спутались.
Что сказал Кривой? «Хомен ёл мина ляхтэн кескелэ сод…» Кажется, так. «Завтра ночью я выйду…» Завтра? Это когда же?
Легкий свист оборвал мысли. Так свистит только Митя, и Ленька от неожиданности свалился бы с дерева, не будь он привязан к стволу ремнем. Он не слез — соскользнул вниз, ободрав о кору и сучья живот и руки. Он хотел побежать навстречу Мите, но из окопа уже вылезал Кривой.
Ах, если бы он спал!..
Митя часто дышал и был встревожен.
— Никифоров срочно собирает группу!
— Чего стряслось? — спросил Кривой, испуганно моргнув глазом.
— Пошли скорей! Там узнаем.
— А как пост? Здесь никого и не будет?
— Почему никого? Ленька остается…
— Я… Я, кажется, заболел, — пробормотал Ленька. Он прислонился спиной к сосне и поднес дрожащую руку ко лбу; лицо его горело. — То в жар кидает, то в холод. И голова кружится. Чуть с сосны не упал…
Митя недоуменно уставился на него, а Кривой сказал:
— Говорено было — иди домой! Так ты не слушаешь. — И Мите: — Видать, простыл в этой ямине. Ночи-то холодные…
— Но хоть до обеда-то можешь посидеть?
— Н-не знаю… Мне бы лекарства какого-нибудь… — И Ленька устало прикрыл глаза, будто ему стало совсем плохо. Он и в самом деле чуть не валился с ног: он боялся, что Кривой обо всем догадается.
— Где же я возьму лекарство! — возмутился Митя.
Кривой, которому хотелось остаться наедине с самим собой и страшно было после этой ночи встречаться с товарищами по группе, сказал:
— Чего парня мучить? Раз захворал — пусть домой идет.
— Но этот пост нельзя оставить без человека!
— Нельзя, значит, я и останусь. А вы и без меня обойдетесь.
— Хорошо. Я так и доложу Никифорову.
Кривой сверкнул глазом, промолчал.
— Ну что, пошли! — кивнул Митя Леньке.
Они медленно двинулись в глубь бора, и Кривой слышал, как Митя выговаривал товарищу:
— Знал, что холодно, чего тулуп не взял? Чего мерз? И катанки можно было принести…
Ленька молчал.
В глубине бора, когда ребята отдалились от поста настолько, что Кривой не мог ни видеть, ни слышать их, Ленька схватил Митю за руку.
— Кривой — предатель! — хрипло прошептал он.
Митя ошалело вытаращил глаза.
— Ты что, рехнулся? Или бредишь?
— Митя, он — предатель!.. — выдавил Ленька, у которого от волнения перехватило горло. — Я все видел… Он сказал: «Хомен ёл мина ляхтэн кескелэ сод…»
Митя крепко тряхнул Леньку за плечи.
— Ты што мелешь?! Што ты видел, што?! — зашипел он совсем как Федор Савельевич. — Кто выйдет на середину болота?
— Да он, Кривой!
— Кому сказал? Говори толком!
— Митя, бежим! Нам нельзя терять время! Я все расскажу. Я ведь совсем не больной, я только притворился, чтобы с поста уйти, чтобы сказать тебе… — И Ленька рванулся вперед.
Они бежали рядом, и Ленька рассказывал о том, что произошло ночью. Когда он кончил, Митя сказал:
— Будешь докладывать Никифорову, не вздумай говорить о предательстве: такими словами бросаться нельзя.
— Знаю! Я только тебе сказал… Мне так кажется…