А р е ф ь е в. Есть, Людочка, более короткий синоним. Забурели.
З и н а (вспомнила; Олегу). А как вы с Петром Данилычем головы ломали над ускорением червячных фрез, рассказал Константину Игнатьевичу?
Л ю д м и л а (опережая Олега). Все он рассказал. Верно, Костя?
А р е ф ь е в (выразительно посмотрев на Олега). Конечно, все. А что упустил — доскажет. Зинуша, это здорово, что ты, и Надя, и Петр Данилыч…
Л ю д м и л а. И Олег.
А р е ф ь е в. Разумеется, и Олег… так отнеслись к… как бы сказать… Ладно, скажу без синонимов. К справедливой, как нам ни горько сознавать, критике ветерана цеха.
З и н а. Все наши, кто был на собрании, так отнеслись! (Арефьеву.) Про критику Добрынина бригаде должен, по-моему, рассказать Олег: он как-никак первый к вам пришел. Первый! Согласен, Олег? (Не дождавшись ответа.) Согласен. Не возражаете, Константин Игнатьевич?
А р е ф ь е в. Если буду возражать, моя жена скажет, что поступаю антипедагогично.
Л ю д м и л а. Скажу. Без синонимов.
З и н а (Людмиле). Вас расцеловать надо! (Порывисто целует ее.) И ты, Олег, целуй. При муже разрешается.
О л е г (робко). Людмила Степановна, можно вас… попросить… дать мне водицы… Похолодней.
Л ю д м и л а. Только чайку. Горячего-горячего… Костя, усади гостей за стол. Я мигом… (Убегает на кухню.)
А р е ф ь е в (улыбается). Придется, товарищи, подчиниться. Здесь, дома, бригадир — Людмила Степановна. И престрогий.
О л е г. Мне бы все-таки водицы. (Садится на диван.)
А р е ф ь е в. Дай, Зинуша, пальто.
З и н а (искренне поражена). Я в пальто? (Снимает.) Совсем дошла… (Олегу.) А ты не мог сказать?
О л е г. Я… я на кухню… воды попить. (Встает с дивана, направляется к двери.)
Навстречу входит Л ю д м и л а с подносом, уставленным закусками.
Л ю д м и л а. Знаменитых пирогов по-добрынински не имеется. Но кое-что к чаю нашлось. (Ставит поднос на стол.)
З и н а. Немало нашлось. Но, главное, найдите мне книжку Тютчева! (Восхищенно.) «Мужайся, сердце, до конца…». Эх, Володька, Володька… (Людмиле.) Мы с вами так ему Тютчева процитируем, что он…
Л ю д м и л а. Олег, прошу к столу… Зиночка, как вы относитесь к студню?
А р е ф ь е в (садится за стол). Вы, ребята, когда у нас в последний раз были?
З и н а. На Октябрьскую годовщину. Еще на старой квартире.
А р е ф ь е в. А вот я… (Олегу.) А меня, когда был я таким… холостым, как ты, не раз после собраний и разных слетов Добрынин забирал к себе. Угощал ужином. Но приправа порой горькой была.
Л ю д м и л а. Костя, мне кажется, теперь приправа редко будет горькой.
ВИКА, НАСТЯ И ДРУГИЕ
Пьеса в двух эпизодах
ВИКА.
НАСТЯ.
СТЕПИЧЕВ.
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА.
ОЛЕГ БОРИСОВИЧ.
Наши дни.
Ранний осенний вечер.
Комната в общежитии.
Две одинаковые кровати и тумбочки, два одинаковых торшера около одинаковых кресел. Но каждая половина комнаты соответствует характерам обеих жилиц.
Девятнадцатилетняя В и к а сидит, как-то сгорбившись, в кресле. Пора бы уже включить свет, но она не замечает полумрака. Очевидно, лежащее у нее на коленях письмо уже прочитано ранее.
Вика так торопилась его прочесть, что даже не сняла пальто. Косынка валяется на полу.
Стремительно входит Н а с т я, ее соседка по комнате. Ей двадцать второй год. В противоположность Вике она довольно щедро пользуется косметикой, в одежде — стремление не отстать от моды.
Н а с т я (с ходу). Почему темень? (Включает свой торшер.) Можешь не жалеть, Вика: картина — муть! На копейку сюжета, на червонец баек о вечной любви. Неугасаемой, неиссякаемой, непотопляемой, непробиваемой! (Смотрит на Вику.) Ой, а мы, оказывается, в растрепанных чувствах! Что случилось?
Вика молчит.
Государственная тайна? (Подходит к ней, замечает письмо.) От Вадима?
Вика безучастно кивает.
С ним что-нибудь случилось?