Они дрались несколько минут, нанося удары руками, коленями, ногами; кровь струилась по лицу Салливана. Оба падали, но ни один не остался лежать. Губы Янки распухли от ударов, а на щеке Жана появилась шишка размером в половину куриного яйца. Жан, как ни странно, чувствовал себя лучше. Он не мог по-настоящему драться, пока не получал хороший удар, и теперь вошел в ближний бой, зная, что может наносить удары немного быстрее, чем Янки. Он сделал ложный выпад влево, и ударил правой в рот.
В комнате слышалось только тяжелое дыхание дерущихся, глухие удары и иногда - резкий звучный выдох, когда удар попадал в цель. Впервые крутые парни из Сидней-тауна видели своего героя в драке, которую он мог проиграть. В облике Лабаржа было что-то мрачное и ужасающее. Годы, прожитые в лесу и на кораблях, сослужили ему сейчас хорошую службу. Он стойко выносил доставашиеся ему удары и сам бил прямыми и боковыми. Салливану, наваливавшемуся на Жана, показалось, что он увидел хороший шанс и вложил всю силу в удар правой.
Вруг что-то взорвалось у него в солнечном сплетении, он ахнул, колени его подогнулись. Лабарж, встав потверже, развернулся и обеими руками двинул по незащищенному лицу Салливана. Тот поднял руку, чтобы утереть струящуюся кровь, и Жан перехватил его запястье, другой ругой уцепился за кожаный пояс ирландца, поднял его и швырнул на людей в толпе. Салливан приземлился на лицо и, скользнув по полу, ударился о стену.
Рубашка Лабаржа была порвана, обнажая мощные мускулы рук и груди. Он вытер с лица пот, смешанный с кровью.
- Мне не нужны неприятности, - сказал он, - а Салливан натравил на меня своих людей. - Жан Лабарж поднял руку. - Бен!
Турк засунул рувольвер за пояс и кинул Жану нож. Лабарж поймал его на лету и повернулся лицом к толпе.
- Кто-нибудь еще хочет получить? Я распорю любого, кто захочет драться за Салливана.
Никто не произнес ни слова. Жан держал нож низко, лезвием вверх. Кто-то вздохнул, зашаркал ногами, и Жан повернулся к Дэнни О'Брайену. Владелец салуна никогда еще не виднл такого острого ножа, а он был человеком, который не только перевидал много ножей, но и наблюдал, как их пускают в дело.
- Я подозреваю, Дэнни О'Брайен, что ты получил русские деньги. Не вздумай их тратить Дэнни, потому что если я услышу об этом, то вырежу тебе сердце и положу на стойку твоего собственного бара. Ты понял, Дэнни?
О'Брайен сглотнул и неслышно пробормотал что-то. Жан махнул кончиком ножа... один раз, второй. каждый взмах перерезал подтяжку, и брюки О'Брайена упали на ботинки, однако он не двигался, хрипло дыша, едва стоя с желтовато-бледным лицом на подкашивающихся коленях. По лбу и щекам стекал пот и капал с его жирного подбородка.
Жан продолжал улыбаться - его волчья ухмылка превратила внутренности О'Брайена в трясущееся желе. Лабарж взмахами ножа продолжал срезать пуговицы с жилетки владельца салуна. Об этом моменте долго рассказывали на побережье, много раз повторяли в Сидней-тауне и в матросских кубриках выходящих в море кораблей. Эту историю любили слушать: стук срезанных с жилетки пуговиц и скатывающийся по жирному лицу О'Брайена пот.
- И вот что еще, Дэнни, - предупредил Лабарж, - Передай Чарли Дюану, чтобы был поосторожнее. Скажи, что если он еще раз перебежит мне дорогу, я прижму ему хвост. Ты понял, Дэнни? Обязательно передай ему.
Глава 11
К полудню следующего дня история битвы в салуне О'Брайена пересказывалась возбужденным шопотом в каждом будуаре на Ринкон Хилл* [* квартал в Сан Франциско, где проживала знать], где имя Жана Лабаржа было известно совсем по другим причинам. На Торговой бирже не могли говорить ни о чем, кроме драки. Стук падающих, срезаемых пуговиц был слышен везде, где встречались двое.
Граф Ротчев даже обнаружил краткое упоминание о драке в любимой газете "Альта Калифорниен".
- Твой друг, Лабарж, похоже, целый кладезь талантов, - произнес он.
Елена быстро посмотрела на него.
- Да, служанка мне рассказывала, пока я принимала ванну. - Она помолчала. - Она рассказала кое-что еще. Ходит слух, будто нападение подготовлено русским.
Ротчев сердито зашуршал газетой.
- Этот человек - дурак. Зачем он лезет в такие дела в такое неподходящее время?
Елена поставила чашку на стол.
- Ты действительно веришь, что он сделал это просто из злости?
- А ты думаешь, это было сделано потому, что Лабарж должен продать нам пшеницу? Но зерно предназначается для компании.
- И мы оба знаем, что Зинновий заинтересован в новой лицензии для новой компании.
Граф признался себе, что слишком полагался на людей - не на иностранных дипломатов - на своих собственных соотечественников. Этим недостатком страдали все русские либералы. Александр умел различать двуличие, но изощренное двуличие и жестокость Поля Зинновия были выше его понимания; Елена сама так сказала. Ее муж был мягким человеком, а Поль Зинновий - холодным, умным, опасным.
- Еще одно, - предупредила она. - Ты сам должен быть осторожным. Полю нужно две вещи: получить лицензию для новой компании и вернуться в Сант Питербург с блестяще выполненными поручениями. Ты стоишь на дороге к обеим целям. - Она положила руку на его ладонь. - Александр, ты должен быть очень осторожным! Твое донесение может испортить ему карьеру, и он знает об этом.
Ротчев покачал головой.
- Ты преувеличиваешь, моя дорогая. Он не осмелится применить насилие по отношению к такому близкому к царю человеку, как я.
- Ты находишься за тысячи миль от ближайшего царского чиновника, ты находишься за много тысяч миль от Санкт Петербурга. Кто знает, что может случиться с тобой здесь?
Каким-то образом, эта идея не приходила ему в голову, но Ротчев немедленно понял, что Елена права. Он был далеко от столицы - уже немолодой человек, а несчастный случай устроить очень легко. Если его убьют здесь, пройдет месяцы, прежде чем об этом услышит царь, и годы, прежде чем будет доведено до конца любое расследование. Впервые граф начал волноваться, и не столько за себя, сколько за Елену.
- Подумай, Александр, почему сюда послали Поля Зинновия? Отбрось на минуту все мысли и подумай.
- У него были неприятности, - Ротчев забеспокоился по-настоящему, - и, конечно, он способный офицер.
- Помнишь последнюю дуэль Поля? Родион объявил, что собирается требовать расследования некоторых темных делишек компании, и через три дня, когда он должен был появиться на аудиенции у Императора, Зинновий вызвал его на дуэль по какой-то совершенно нелепой причине. И Родиона убили.
Ротчев молчал. Он многое мог бы сказать по поводу елениной интерпретации событий, хотя и не слишком верил, что Поль Зинновий мог быть послан сюда с целью устранить его. В делах Русской Америки были замешаны три группы. Партия Великого князя, чьи убеждения разделял граф, хотела продать территорию Аляски Соединенным Штатам, если будет возможно договориться с их правительством о покупке. Русская Американская компания высасывала последнюю кровь из индейцев, чтобы получить приличные дивиденты, она также сосала кровь из своих пайщиков и правительства. Третья группа, некоторые члены которой были держателями акций в Русской Американской компании, пыталась заполучить выгодную лицензию для новой компании и рассчитывала даже на большие прибыли в обозримом будущем.
Допустим, его убьет пьяный индеец? Или в шторм он вывалится через борт корабля? Или неожиданно заболеет? Кто тогда, кроме Зинновия приготовит доклад? Даже в Ситке это будет Рудаков, который выполнял все распоряжения Зинновия.
Граф Ротчев знал, что если проводимое им расследование даст результаты, на которые надеялась либеральная партия, если он подтвердит жалобы, получаемые правительством из Русской Америки от постоянно проживающих там либо находящихся проездом, тогда лицензия старой компании не будет продлена, и не будет новой лицензии для новой компании.
- Елена, - вдруг сказал он, - по-моему, тебе следует вернуться в Санкт Петербург. Если ситуация так серьзна, как ты полагаешь, тебе здесь не место.