Грен посмотрел на свои руки, сжавшиеся в кулаки.
— Ты не будешь против, если я навещу твоих родителей и набью им морды?
— Буду, — с улыбкой сказала она. — Ты музыкант, тебе надо беречь руки. Грен, я вообще не хочу иметь с ними ничего общего. Совсем ничего. Их дочь умерла, я — другое существо, не человек даже. Прошлого нет — твоего, моего. Забудь.
— Не обещаю, — он покачал головой. — Я сыграю им проклятие, а ты запишешь и мы отправим. Ты не против?
— Не против. Но тогда уж и своим сыграй.
— Проклятие? Я не смогу.
— Ну просто — сыграй. Все, что с тобой было после того, как они от тебя отказались, все, что с тобой творилось из-за этого, твою смерть. А отвезти попросим Эшу.
— Я бы и сам мог. Это недалеко.
— Тебе слишком дорого станет возвращение. Лучше не надо.
Гинко отправился в Первый Дом, едва Грен вернулся с игры. Еще бурлило послеигровое возбуждение, еще помнили пальцы струны малой арфы, еще ловил взгляд отраженный свет десятков глаз, еще гудела у самого уха тетива — а Гинко встал, и прошел через гостиную, и коснулся зеркала, и канул в нем.
— Сегодня? — спросил Грен, скидывая с плеча рюкзак.
Но ему никто не ответил. Грен прислушался. В бассейне плескалась вода. Он поднялся к себе, надел плавки под халат и пошел купаться, совсем забыв, что глаза у него все еще подведены черным, зеленым и золотым.
Вокруг бассейна горели толстые свечи. Вокруг свечей кружились бабочки. Аромат множества цветов наполнял ночной воздух. Синяя подсвеченная вода колыхалась, и Туу-Тикки была в ней совсем темной. Грен скинул халат на шезлонг, скомандовал духам подобрать ему волосы и спустился в прохладную воду. Туу-Тикки подплыла к нему, обхватила руками за плечи, обняла ногами за бедра. Грен приподнял ее под ягодицы и поцеловал. Губы у нее были соленые.
— Ты грим не смыл, — сказала она.
— Правда? — удивился он, провел пальцем под глазом. На пальце осталась темная жирная полоса. — И правда не смыл.
— Кто тебя красил? Сам?
— Нет, парень один, Энди. Он там всех красил.
— Серьезная игра, раз грим.
— Только эльфов, — Грен покачал головой.
Туу-Тикки отпустила его и отплыла на середину бассейна. Ее собранные в пучок под затылком волосы украшали цветы. Кроме цветов в волосах, на ней не было ничего.
— И каково тебе было быть эльфом? — засмеялась она.
Грен присел, окунаясь по подбородок, оттолкнулся от дна и поплыл к ней. Доплыл, завис в плотной прозрачной воде.
— Я был эльфийским менестрелем. Зачаровывал шерифа и его войско, поднимал в бой вольных стрелков, исцелял музыкой раненых. Кажется, под меня переписали часть правил в последний момент.
— Ничего, что арфа была в чехле?
— Я завернул ее в плащ, так правильнее. Ты прости, что я так поздно — я еще играл после, пока все собирали лагерь.
— Отмазался от уборки, значит?
— Можно и так сказать. Гинко ушел, ты знаешь?
— На Клеа?
— Нет, кажется, к леди Наари.
— Значит, до утра не придет. Он устал здесь.
— Устал отдыхать? — не понял Грен.
— Ну да. Слишком долгий отдых деятельного человека утомляет. Он же почти здоров. Ты поплаваешь еще или пойдем ужинать?
— Я не голоден, — Грен попробовал пожать плечами в воде и едва не ушел с головой. Вынырнул, отплевываясь, и спросил: — Краска потекла?
— Нет, она на жировой основе. Тебе не мешает?
— Немного. У тебя найдется, чем смыть? Я заигрался, не сообразил спросить там.
— Найдем.
Туу-Тикки снова поцеловала его и поплыла к лесенке. Пока она плыла, кто-то из духов выставил на столике несколько флакончиков и коробочек.
— Вылезай, — сказала Туу-Тикки, заматываясь в свой халат, — будем тебя отмывать… менестрель.
Грен поплескался и вылез из воды. Постоял, ладонями сгоняя воду с тела, тоже надел халат.
— Мне садиться? — спросил он.
— Садись.
Он сел, и Туу-Тикки устроилась у него на коленях. Откупорила флакончик, налила густую белесую жидкость на ватный диск. Запахло медом и миндалем.
— Закрой глаза, — велела она.
Грен послушался, чувствуя прохладное прикосновение.
Умывала его Туу-Тикки долго — грим накладывали в несколько слоев, плюс основа под него. Наконец она сказала:
— Все. Не трогай лицо руками, пусть крем впитается.
Она так и сидела верхом на его коленях, а потом извернулась, прижалась, спряталась в его объятьях.
— Ты бы хотела ездить на игры? — спросил он. — Сезон в самом начале. Следующая игра в июне. Индейцы и первопоселенцы, все такое.
— Ну, это уже скорее реконструкция, нет?
— Я читал сценарий — многовато мистики для реконструкторов.
— Поедешь индейцем?
— Ага. Так как, ты бы хотела?
— Неа, — она помотала головой, лепестки мазнули по его плечу. — Не моя трава. И потом, у меня музыка, не хочу распыляться. И гости.
— Гинко скоро уйдет.
— Так придут новые. Мне не по себе надолго уезжать — я уеду, а кто-то придет, и ему будет нужна срочная помощь, а никого нет…
— Я понял. Ты просто очень ответственно относишься к своей работе.
— При такой-то зарплате! Кстати, а где ты аутентичный индейский прикид возмешь?
— Я уже заказал. Есть ролевые мастера.
— Еще до этой игры?
— Ну да. И меня звали на конвент в октябре. Правда, он будет в Сиэтле. Обещали сцену, буду играть.
— Вот и славно, — она потерлась щекой о его подбородок. — Тебе денег на игры хватает? Взносы, прикиды?
— Мне все равно больше не на что их тратить, — улыбнулся он. — Как твое рукоделие?
— Простаивает большей частью. Руки от гитары так устают, что не могу заставить себя взяться за спицы. Только на посиделках вяжу. Да для Гинко свитер связала вот.
— Уже хорошо. Пойдем в дом. Ты ужинала?
— А ты?
— Нет.
— Ну тогда посижу с тобой за компанию.
Гинко вернулся на следующий день к полудню. С ним были два черно-красных, не очень больших по сравнению с Каем, местами чешуйчатых пса. Светло-карие глаза собак смотрели настороженно. Кай подошел обнюхаться с ними.
— Гинко! — окликнула его Туу-Тикки. — Представь мне своих спутников.
— Сьер! — назвался правый пес.
— Стэнли, — помахал хвостом левый.
С двумя глазами — оба нефритово-зеленые, с короткими черными ресницами — Гинко выглядел непривычно.
— С вашего позволения, я пойду, — сказал он.
— Прямо сегодня? — удивилась Туу-Тикки.
— Да. Я непозволительно долго засиделся на одном месте.
— Ты бы засиделся и дольше, если бы не Первый Дом, — напомнил ему Грен. — Я тебя провожу. Вас. Твой рюкзак собран?
— Давно, — коротко ответил Гинко. — Я готов. Мы можем идти сейчас?
Его снедало нетерпение. Дорожник, он истосковался по Дороге, и это звенело в воздухе, смешиваясь с жадным любопытством Сьера и Стэнли.
— Полчаса, — сказала Туу-Тикки. — Гинко, я соберу тебе еды с собой. И приходи к нам еще — просто зиму перезимовать, что ли. Грен, тебя когда ждать?
— К вечеру, я думаю. Я ненадолго.
Туу-Тикки упаковала в плотно набитый рюкзак Гинко давно собранные припасы, заварила напоследок чаю, порезала сыра для собак. Сьер и Стэнли раньше не пробовали сыра и очень заинтересовались. Огорчились, узнав, что точно такого сыра в Ямато не будет. Попробовали тофу и расчихались.
Чай пили не торопясь. Кай, похоже, что-то втолковывал молодым псам, а Гинко, Туу-Тикки и Грен молчали.
— Я положила тебе чаю, — сказала Туу-Тикки наконец.
— Благодарю, — наклонил голову Гинко. — Моя благодарность вам за вашу заботу и помощь неизмерима. Это благословение богов, что ваш дом есть.
— Это благословение Первого Дома, — улыбнулся Грен.
— А разве они не боги? — серьезно спросил Гинко.
— Для кого-то, может, и боги. Как твоя рука?
— Как и не была сломана. И прочие кости тоже. Мне пора.
— Да, — согласился Грен, отставляя чашку.
— Доброй Дороги, — пожелала Туу-Тикки. — Безопасного пути.