— Когда он будет видеть?
— Вы про гематому? Отек спадет к утру, сам глаз не поврежден. Вы не в курсе, при каких обстроятельствах он потерял второй глаз?
— Нет.
— Хорошо. Думаю, наш офтальмолог еще поговорит с вами об этом. Как вы знаете, наша клиника проводит разработки кибернетических конечностей… — как бы в задумчивости проговорил Мангус. — В том числе органов зрения.
— Я поняла, — кивнула Туу-Тикки. — Я приеду завтра утром и буду рада увидеть смету.
Только дома Туу-Тикки поняла, насколько голодна — она же даже не позавтракала — и как устала. Духи принесли ей чашку горячего шоколада и пышные медовые панкейки. Немного — всего два. Но Туу-Тикки хотелось мяса, сырого мяса, и она принялась командовать, объясняя духам, как замариновать кусочки индейки в бальзамическом уксусе и травах. Она знала, что как раз проголодается снова к тому времени, когда мясо будет можно есть.
Вечерело. Было тревожно за Грена. Беспокоило кровавое пятно у ворот. Туу-Тикки отодвинула тарелку и пошла проверить. Но духи уже замыли пятно, и полили цветы, и даже наполнили бассейн. Купаться Туу-Тикки не стала, но проведала набирающие бутоны фуксии, потом обошла весь сад и весь дом. На душе было неспокойно.
Грен вернулся, когда солнце уже село. Распахнул дверь, скинул сапоги у порога, взгромоздил на стол узел из черной крапчатой ткани, рядом положил лук и колчан. Обнял Туу-Тикки.
— Люди — сволочи, — было первым, что он сказал. — Я голодный.
— Есть маринованная индейка, ее едят сырой. Будешь?
— Буду. Спасибо. Как Гинко?
— Его оперируют. Правая рука вдребезги, кости надо заново складывать. Ты выяснил, что с ним случилось?
— Расскажу после ужина.
Ели в гостиной. Грен ловко орудовал хаси, Туу-Тикки пила красное вино, Кай сунулся было в ее тарелку, решил, что он тоже хочет индейки и теперь грыз у порога остатки охлажденной тушки — без ног, крыльев и грудки. Поев, Грен налил вина и себе, достал из колчана три стрелы с окровавленными наконечниками и положил на стол.
— Я никого не убил, — объяснил он Туу-Тикки. — Хотя желание было.
— Это случилось на Дороге?
— Нет. Дорога Гинко спасла. Он мушиши. Знаешь, что это?
— Фамилия?
— Профессия. В его мире, а может, и в этом, есть такие существа, основа царства животных и растений. Называются муши. Гинко может их видеть и на них воздействовать. Знаешь, за что его искалечили? За то, что он отказался убивать муши без необходимости. Кажется, он единственный там мушиши с такими принципами. Он ходит по Дороге от деревни к деревне, помогает, продает всякую мелочевку, ведет исследования. Пришел в деревню на юге архипелага, где был голод — от берегов ушла рыба, рис не рос, люди года два питались только дикими растениями и водорослями. Он принялся исследовать проблему, предложил решение. Бескровное и медленное.
— У него подход эколога, похоже.
— Или ши. Да. Жил там, помогал людям, голодал вместе со всеми, пока туда не пришел его коллега с позицией «всех убьем, одни останемся». Тот предложил уничтожить муши, который вызывал неурожай. А на него завязана вся экосистема полуострова. То есть если его уничтожить, то от местности останутся голые камни. Но не сразу, а лет через пять. Накаи Ясухара — это тот коллега Гинко — накрутил народ, пообещал, что за деньги все сразу станет хорошо. А что им деньги? Они на эти деньги все равно ничего купить не могли, уж очень глухое местечко. Гинко попытался противостоять уничтожению муши. Накаи науськал на него деревенских. Гинко едва смог уйти. Оставил там все — я принес, что они не уничтожили.
— Пришлось стрелять?
— В Накаи и в старосту. Но стрелы я забрал. Если люди хотят превратить свой дом в пепелище, не вижу оснований им мешать. Если они не понимают человеческого отношения — тем более. Гинко с них даже денег не брал.
— Сволочи, — вздохнула Туу-Тикки. — А мне в клинике пообещали, что смогут восстановить ему зрение полностью. Ты туда Дорогой прошел, по следу Гинко?
— Да. Там такая четкая кровавая цепочка. И перекресточек на полуострове, усиленный свежей кровью. Эти люди даже его короб и плащ сожгли, а что ценного было в коробе, пригреб себе Накаи. Мы с Каем искали, что осталось. Вот, нашли. Гинко долго будет в больнице?
— Пока не знаю, не спрашивала. Зависит от общего состояния. Пока рука срастется и заживет, пока курс физиотерапии закончится.
— Значит, Гинко у нас надолго.
— Тоже ведь… приполз умирать.
— Такой у нас дом, — Грен прижал к себе Туу-Тикки покрепче. — Дорого обойдется лечение?
— Первый Дом оплатит. Вообще дорого, да. Особенно если Гинко согласится побыть подопытным.
— Чего я не знаю о современной медицине? — спросил Грен.
— Думаю, многого, — улыбнулась Туу-Тикки. — Я же заключила контракт с клиникой экспериментальных методов лечения. У них очень хорошие результаты и они не связаны со страховыми конторами. Так вот, оказывается, они занимаются кибернетическими протезами. А у Гинко левого глаза нет. Давно нет, это не свежая травма. Мне предложили попробовать установить ему киберпротез. Завтра поговорю с Гинко, и если он согласится…
— Главное, чтобы согласился Гинко, — кивнул Грен. — Завтра поеду с тобой.
— Мангус — его лечащий врач — обещал найти для Гинко медсестру-японку. Но поехать все равно надо. Там как, обстановка сильно отличается от современной?
— Сильно, — кивнул Грен. — Не знаю, как в других местах, а на архипелаге самое начало промышленной революции, причем только в больших городах. Судя по тому, что я принес микроскоп Гинко и чашки Петри, что-то он о ней знает, но вряд ли много.
— Ну да, а у нас тут постиндустриальное общество. Еще и культурный шок. Интересно, у нас муши водятся?
— Спросим у Гинко завтра. Ты устала?
— Очень. Хотела позаниматься гитарой, но руки не поднимаются.
— Тогда я просто сыграю тебе.
— А я пока отчищу твои стрелы. Воды и губочки хватит?
========== 6 ==========
Грен с сочувствием смотрел на Гинко, лежащего на высокой койке в отдельной палате. Кислородные трубки у ноздрей, черно-синий синяк, растекшийся на всю правую половину лица, распухший нос, покоящаяся в странной металлической конструкции перевязанная правая рука, повязки на плече и на голове, какие-то датчики и провода… Гинко выглядел каким-то маленьким и потерянным, и щебечущая без перерыва японка-медсестра, пытающаяся уговорить его позавтракать, дела на улучшала: похоже, Гинко понимал ее от силы наполовину. Увидев посетителей, медсестра поприветствовала их и вышла.
— Привет, — сказал Грен, пододвигая для Туу-Тикки стул. — Я Грен. Я забрал твои вещи у Накаи. То, что от них осталось.
— Благодарю, — пробормотал Гинко. Его единственный глаз оказался нефритово-зеленым, с черным ободком вокруг радужки. — Кажется, я обязан вам жизнью.
Туу-Тикки пожала плечами.
— Скорее, Дороге, — сказала она. — Я — Туу-Тикки. Ты выбрался к нашему дому-у-дороги. Твои травмы оказались очень серьезными, и я отвезла тебя в больницу. А Грен вернулся по твоему следу.
— Что с дарящим плодородие? — напряженно спросил Гинко, повернувшись к Грену. — Накаи его убил?
— Не успел, — Грен покачал головой. — Я подстрелил его и искупал в том вареве, которое он готовил.
— Он варил отраву для муши, — сказал Гинко. — Если ты его ранил, рана не заживет.
— Не могу сказать, что сожалею об этом, — пожал плечами Грен. — Кажется, деревенские приняли меня за духа–защитника муши. Я велел им покинуть деревню и проследил, чтобы ушли все.
— Моя благодарность безмерна, — церемонно произнес Гинко. — Если бы Накаи уничтожил дарящего плодородие, вскоре вымерла бы вся местность.
— Я знаю, — кивнул Грен. — Я допросил Накаи.
— Но до ближайшего селения два с половиной дня пути, — продолжил Гинко. — Многие не дойдут.
— Я велел старосте взять самых слабых на повозки, — сообщил Грен. — Стрела в бедре способствует взаимопониманию. Подумать только, три стрелы и борзая собака — и все мигом стали понятливы и покладисты. Но мне любопытно, что случилось с дарящим плодородие, раз земли так обеднели?