Программа сюрреализма, провозглашавшая суверенитет желания и удивления и предлагавшая новое использование жизни, содержала гораздо больше конструктивных возможностей, чем о ней принято считать. Несомненно, недостаток материальных средств для выполнения поставленных целей сильно ограничивал возможности сюрреализма. Но переход основателей движения в спиритизм, и особенно убожество их последователей, указывает на необходимость искать причины провала попыток развития сюрреалистической теории в её основах.
Ошибка, лежащая в основании сюрреализма, – идея о несметном богатстве бессознательного воображения. Причина идеологического поражения сюрреализма кроется в убеждении, что бессознательное является огромной жизненной силой, наконец обнаруженной. Его следствием стал последовательный пересмотр истории идей, дальше которого сюрреалисты не пошли. Теперь мы знаем, что бессознательное воображение бедно, что автоматическое письмо однообразно, и что всякая «необычность» окаменелого сюрреалистического подхода является крайне предсказуемой. Последовательная верность такому стилю воображения приводит в итоге к совершенной противоположности современным условиям воображения: к традиционному оккультизму. Насколько сюрреализм остался зависим от своей гипотезы о бессознательном, можно судить по попыткам теоретических исследований, предпринятым вторым поколением сюрреалистов: Калас1 и Мабиль связывают всё с двумя последовательными аспектами сюрреалистической практики бессознательного – во‑первых, с психоанализом, во‑вторых, с влиянием космоса. Действительно, открытие роли бессознательного было сюрпризом и новшеством, но не законом всех будущих сюрпризов и новшеств. Фрейд также в итоге пришёл к этой мысли, выразив её в строках: «Все сознательное изнашивается. Бессознательное – остаётся неизменным. Но стоит ему высвободиться, не превратится ли оно, в свою очередь, в руины?»
Сюрреализм, противостоящий очевидно иррациональному обществу, в котором разрыв между реальностью и всё ещё провозглашаемыми старыми ценностями уже дошёл до абсурда, использовал иррациональное, чтобы уничтожить лишь кажущиеся логичными ценности этого общества. Успех сюрреализма как таковой во многом связан с тем фактом, что идеология этого общества, в её наиболее современном виде, отказалась от строгой иерархии фиктивных ценностей и открыто использует иррациональное, в том числе и останки сюрреализма. Первоочередная задача буржуазии заключается в предотвращении возрождения революционной мысли. Она была уверена в том, что сюрреализм представляет для неё угрозу. Теперь, когда буржуазия смогла растворить сюрреализм в потоке коммерческой эстетики, ей нравится представлять его в качестве высшей точки нарушения установленного порядка. Она прививает своего рода ностальгию по сюрреализму, и в то же время дискредитирует всякий новый поиск, автоматически сводя его к подражанию сюрреализму, к поражению, которое, с её точки зрения, является абсолютно бесспорным. Отказ от отчуждения в обществе христианской морали привёл несколько человек к уважению совершенно иррационального отчуждения в первобытных обществах, вот и всё. Мы должны идти вперёд и делать мир более рациональным – первое условие для того, чтобы сделать его более страстным.
Разложение – высшая стадия буржуазной мысли
Двумя центрами так называемой «современной» культуры являются Париж и Москва. Стили, рождённые в Париже, хотя среди их основателей французы отнюдь не составляют большинство, оказывают влияние на Европу, Америку и другие развитые капиталистические страны, например, на Японию. Стили, установленные в административном порядке из Москвы, влияют на все рабочие государства, и в меньшей степени на Париж и его европейские зоны влияния. Влияние Москвы является непосредственно политическим. Сохранение традиционного влияния Парижа является следствием достигнутого им прогресса в концентрации профессиональной культуры.
Поскольку буржуазная мысль затерялась посреди систематической путаницы, а марксистская мысль подверглась значительному искажению в рабочих государствах, и на Востоке и на Западе воцарился консерватизм, главным образом в областях культуры и нравственности. Он открыто проявляется в Москве, воспроизводя типичные мелкобуржуазные отношения девятнадцатого века. В Париже он скрывается под масками анархизма, цинизма и юмора. Хотя оба доминирующих типа культуры в принципе не способны совладать с истинными задачами нашего времени, можно сказать, что соответствующие эксперименты продолжаются на Западе, московская зона в свою очередь оказывается слаборазвитой в отношении подобного типа производства.