Субон терпеливо держал эскиз. «Мы ровесники или даже я старше, мог бы предложить мне сесть. — Субон чуть откинулся назад, сделал движение, будто затекла шея. — Когда Тревор спросит, приступил ли Рори Инч к делу? Сейчас, в самом конце или вовсе не спросит сегодня?»
Экклз вытянул костыли из-за ширмы, смахнул косую челку со лба, тяжело поднялся, худое тело беспомощно болталось на дюралевых распорках. Задевая носками ботинок ворс ковра, он приблизился к эскизу.
Субон, как и все в кабинете Экклза, делал вид, что давно привык к недугу Экклза и ничего не замечает, будто тот передвигается с легкостью конькобежца на льду. Тревор знал, что к его увечью нельзя привыкнуть и каждый в его кабинете мысленно молится: «Боже, спасибо, что не меня!» И еще Тревор знал, что все они пытаются представить, как устраивается Экклз в быту, как принимает ванну, как раздевается и одевается, как ходит в туалет, и устрашаются нечеловеческим усилиям, которые необходимо предпринимать, чтобы выглядеть на людях, как все.
— Божественные раковины маловаты, Барри, почти не видны, — Тревор ткнул в перламутровые извивы. — Золота тьма, впечатляет, особенно колесница, вся из золота, и балдахин, и даже небеса будто золотые. Ты настоял, Барри, чтоб золотой краски не жалели? И знаешь, здорово! И как тонко выписана резьба на колеснице, и воины золотые на золотых же лошадях — отменно! Может, выполнить по этому эскизу центральное панно? С колчаном стрел, как я понимаю, Арджуна? Похоже, он сидит, а Кришна стоит? Так не годится, Барри, нельзя сидеть в присутствии бога, неприлично, а в остальном — блеск.
Тревор приблизился к бронзовому Будде в углу кабинета, положил руку на голову божества, будто сообщая: вот видишь, как мы заняты твоими хлопотами.
Субон уронил один эскиз — Экклз повернулся на шум:
— Что это?
На эскизе младенец, вылезший из черепа, превращался на глазах последовательно в отрока, юношу, зрелого мужчину, старца и, наконец, умирал, и снова повторялась чреда превращений.
Субон, не глядя в шпаргалку, пояснил:
— Переход души из тела в другое тело после смерти. Следующее воплощение в зависимости от прижизненного поведения на земле.
Экклз поморщился:
— Выходит, нас, Барри, не ожидает ничего утеши тельного? Но… я думаю, что, если бог великодушен, он всех простит, а если придирчив, то никому не светит.
Экклз вернулся за стол. Попросил Субона налить сок, это и было предложением присесть. Субон с облегчением опустился в низкое кресло: казалось, Тревор сама любезность, редко срывается, ничем не подчеркивает своего положения, но Субон помнил участь тех, кто принимал такую манеру поведения Экклзв за чистую монету; Экклз полагал, что рядом с ним должны быть люди, видящие разницу между ним и собой. Что бы ни говорили Субону, тот уверился раз и навсегда: каждому приятно, когда перед ним цепенеют. Субон пил мелкими глотками, прикидывая, что ответить о Рори Инче, если Тревор поинтересуется.
Экклз допил сок и дружелюбно ожидал, когда закончит Субон.
— Много еще осталось?
Субон послушно поднялся. Эскизы замелькали разноцветными пятнами, и Тревор только повторял: «Так… так… так…» — и махал рукой — следующий. На одном Тревор задержал внимание: колесница, запряженная могучими разноцветными конями — красным, черным, белым, зеленым, синим…
— Что это? — глаза Тревора сузились.
Субон понял, что вопрос о Рори Инче неизбежен, заглянул в бумажку:
— Душа подобна седоку на колеснице материального тела, где разум — возница, ум — вожжи, а чувства — лошади… каждая тянет в свою сторону… — Субои вертел кистью так, чтобы солнце играло в золоте перстней.
— Мне не нравится — сухо заметил Тревор, — и вообще хватит Кришны на сегодня.
Субон быстро сложил эскизы, застыл в почтении, Экклз кивнул: можно сесть. Субон опустился в кресло, подтянул брюки.
«Опять у Барри пестрые носки!» — Тревор привычно глянул в мониторы: крыша пуста, в лифте никого, на дорожке, ведущей к особняку, ни души.
— Как дела у Рори?
Субон облизнул губы:
— Он приступил.
Экклз кивнул:
— Я всегда спокоен, когда работает Рори. Контакта еще не было?
— Нет. — Субон перехватил взгляд Тревора, направленный на его носки, и приспустил штанины, замечая, как взмокли ладони.