— Месть! — произнесла Арна, сменив тему беседы. — Друзья мои, не говорите об этом при мне, умоляю вас! Ведь это мой отец, мои братья… Ах! Ваша месть падет на них… — И она залилась слезами.
Валерий и Фульвия намеревались уверить ее, что месть будет не кровавая, а какая-нибудь нравственная, мирная, но замолчали, обратив внимание на другое.
Солнце уже садилось.
Беседующие услышали песню, несущуюся из леса. Брут возвращался и так весело пел, как давно от него не слышали.
Друзья ободрились надеждой, забыв о клятве, данной им перед отправлением к водопаду.
А Брут пел:
Давайте же вина! Разве вы не слышали, что я пел?..
Рабы немедленно принесли кубок. Брут с наслаждением осушил его до дна, на этот раз не пролив ни капли.
Все смотрели на эксцентричного философа с ожиданием.
После длинной процедуры подготовительных ломаний Брут, встав перед Туллией, торжественно возвестил:
— Клянусь громом Юпитера в том, что Эмилия Гердония на свете больше нет.
Тиранка торжествовала. Она хотела расспросить своего любимца о подробностях казни, но Брут стал перед нею кривляться и лаять. Больше от него ничего нельзя было добиться, и Туллия, расхохотавшись, ушла в свой шатер, полагая, что шут ее пьян.
Притворная личина балагурства моментально сбежала с лица философа.
— Все кончено! — произнес Брут с мрачным спокойствием, когда друзья окружили его.
— Скажи нам, Юний… — начал было спрашивать Валерий.
Но старик перебил его на полуфразе.
— Ведь, я сказал: Эмилия на свете нет, он казнен. Чего же вам еще надо?
— Ты мог его казнить! Но как же… я думал, сивилла…
— Какие разговоры были у тебя с сивиллой, я не знаю, а Эмилий брошен в поток с высоты. Клялся я Туллии, клялся и вам, друзья мои. Вам клялся выручить Эмилия, а ей — погубить. Ну а теперь решайте сами, кому мне было выгоднее услужить.
— Значит, ты… изменник! — вскрикнул Валерий в ужасе, так как Брут знал все его тайные замыслы.
— Ты предатель! — воскликнул Спурий, всплеснув руками.
— Ты настоящий Говорящий Пес! — добавил Луций Колатин.
— Юний Брут лгал! После этого где же правда, римляне?! — произнес Валерий с рыданием в голосе.
— Вот в этой палке, — ответил Брут, с усмешкой замахнувшись своею суковатой дубинкой.
Эти слова имели сокровенный смысл, но друзья не поняли их. Один Валерий обратил внимание на ответ и заговорил:
— Может быть, твоя клятва…
— Я клятвами не играю.
— Пес!..
— И пес, и предатель, и изменник, мне теперь все равно, — заявил Брут, удаляясь в свою палатку.
Глава XII
В объятиях найденной сестры
Арета со стоном упала в обморок, а когда очнулась, около нее сидела одна Фульвия. Прочие все разошлись, толкуя, всякая группа на свой лад, о происшедшем.
— Он погиб! — говорила жена лукумона, обнимая подругу бед своих. — Будем оплакивать его вместе, будем повторять все его слова, припоминать малейшие поступки. Это будет нам утешением. Я расскажу тебе, Фульвия, как Эмилий защищал меня в детстве от моих грубых, подчас совсем несносных, братьев. Ах, лебедь мой белый!.. Уплыл он от меня в безбрежную даль по волнам Коцита и Стикса, и никогда, никогда не вернется ко мне!.. Не покидай меня, Фульвия, живи при мне, не уезжай в Коллацию, погости в Риме!..
— Я не покину тебя, Арета, — ответила сестра Коллатина.
Панический страх и бешеный гнев тиранки Туллии миновали так же внезапно, как начались.
Подобные беспричинные припадки с произнесением смертных приговоров к лютой форме казни за сломанную куриную кость ясно показали бы людям более цивилизованных времен, что эта женщина страдает периодическим помешательством галлюцинаторной формы, но римляне были очень плохо знакомы с психическими сторонами человека, как и со всей медициной.
Они приписывали видения и взрывы ярости Туллии жестокости сердца и угрызениям совести, мучениям, которые она терпит от злых, но справедливых эриний-фурий, адских сестер, карающих злодеев заживо, приготовляя их к грядущим мукам в Тартаре, на берегах огненного Флегетона и Коцита, реки вздохов, скорби.
Удовлетворив гнев жестокой казнью, Туллия была в хорошем настроении, увешивала себя драгоценными украшениями и шутила с молодыми людьми, веря их льстивым словам, будто она до сих пор прекрасна, как была во времена молодости.