– Авжеж заходь! Щоб Любомир мене там прибив? – Любомир удивленно посмотрел на Дмитрия и спросил:
– За що, я щось не пом'ятаю – Дмитрий усмехнулся и сказал:
– Заходи уже. Он даже не помнит, что у вас стычка была – Дмитрий улыбаясь сказал Любомиру:
– В прошлую нашу сделку Охрим часть твоих денег себе присвоил. По ошибке конечно, но ты обещал его поколотить- Любомир пожал плечами и ответил:
– Взагалі не пам'ятаю цього – И после этих слов он вошел в палатку. За ним Дмитрий, Степан и Охрим. А Грыць крикнул: "Я поки тут залишусь" остался у палатки, сжигая жадным взглядом одну и турчанок несшую кувшин на голове. Ей это явно тяжело давалось, так как она шла очень медленно и постоянно придерживала кувшин руками. Белгородские войны видя эту картину начинали смеяться, и это еще сильнее создавало атмосферу неуверенности охватившую сознание девушки. Грыць до этого момента никогда не видел турецких девушек, но это не мешало ему развивать разнообразные мысли на их счет. Он подумал, что стоит познакомиться с этой неловкой турчанкой. Он стал неспешно к ней приближаться. Когда он был достаточно близко, шаткое равновесие кувшина на голове было окончательно утрачено, что привело к его падению вниз. Но Грыць оказался достаточно проворный, чтоб подхватить его. Турчанка ахнула и уставилась на него широко раскрытыми глазами. В ответ Грыць широко улыбаясь проворковал:
– Ну, що ж ви панночко його на голові несете? Його ж треба у руках нести, тоді нічого не проллється – и потянул ей кувшин. Она схватила его, прижала к груди и защебетала нежным, почти детским голосом:
– Teşekkürler. Teşekkür ederim, iyi kozak – yabancı (Спасибо. Спасибо тебе, добрый казак – незнакомец). Ben su getirmek vermedi kıdemli karısı beni cezalandırmak olacaktır. Benim teşekkürlerimi kabul edin (Старшая жена наказала бы меня, если б я не принесла воды. Прими мою искреннюю благодарность) – Грыць рассмеялся в ответ и сказал:
– Такий гарний голос і така жахлива мова. Нічого не розумію, що ти говориш. Давай краще знайомитись. Добре? – Девушка поняла вопросительную интонацию, но и она не знала языка Грыця. Она лишь вопросительно смотрела на него. Он же улыбаясь, ткнул пальцем себя в грудь и уверенно произнес:
– Я – Гриць! – Потом ткнул пальцем в ее сторону и спросил:
– А ти?… – Она поняла, что он хочет, но чтоб удостовериться проделала туже операцию, что и он. Поставила кувшин на землю. Ткнула пальцем себя в грудь и произнесла:
– Tangyul (Тангюль) – Потом перевела палец в его сторону и ломано произнесла:
– Груіць! – Грыць засмеялся и сказал:
– Яка кмітлива! Все вірно. Гриць и Тандуль! – Девушка сразу же его поправила:
– Tangyul! – Грыць хлопнул себя по лбу и вскрикнул:
– Все вірно! Гриць и Тангюль! Гоп – гоп-гоп! – и на последних словах станцевал элементы гопака. Это рассмешило девушку. Грыць остановился и сам стал смеяться. Но в миг лицо девушки под паранджой изменилось. Она умолкла и втянула голову в плечи. Грыць успел удивиться и тут же ощутил сильный удар по затылку, так, что шапка слезла на глаза. Он отскочил в стону, вытащив нож с криками:
– Що за чортівня? Що за паскудо? – Он поправил шапку и увидел, кто нанес ему удар. Это была высокая светловолосая, жилистая женщина в темных и красных турецких одеждах без паранджи. На вид ей было лет пятьдесят, но она еще не утратила обаятельности в своем облике. Однако суровое выражение на лице делало ее отталкивающей. А еще отталкивающим фактором в облике служила длинная тонкая сабля на её поясе, за рукоять которой держалась эта женщина. К тому же она была не турчанкой. Больше походила на полячку. Она злобно смотря на Грыця произнесла ломанным языком:
– Пшов звідсиля пес! Пшов до свойго хозяйна. Не сумій чіпати жінок з гарему! Іще раз побачу – буде гірше! – Грыць спрятал нож обратно в ножны и с возмущением произнес:
– Ти хто в загалі? Жінка чи відьма? Гадаю що відьма – така ж страшна і зла! Ось тобі хрест святий! – и он перекрестил ее. Она вынула немного саблю из ножен и вскрикнула:
– Ану пшов! – Грыць скривился и с отвращением в голосе ответил:
– Іду вже! – и не спеша, с видом победителя направился обратно к палатке, возле которой стоял протирая очки Степан. Грыць весь кипя от гнева остановился возле Степана и с негодованием воскликнул:
– Ти бачив цю химеру? Я тільки почав знайомитись зі справжньою турчанкою, а вона усе зіпсувала! Хто вона така?… Страшна баба! – Степан усмехнулся, одел очки и сказал:
– Я видел эту красивую женщину, что дала тебе хорошую затрещину. И она имела на это полное право – Грыць от возмущения на Степана скрестил нелепо руки на груди и выкрикнул:
– Що? Що ти верзеш таке? Чому це вона мала право мене чіпати? – Степан с иронической улыбкой на лице посмотрел на Грыця и ответил:
– Эх ты – тьма беспросветная. Эта женщина – старшая жена в гареме. Она обязана следить за младшими женами. Наказывать их и бить, если они ведут себя неправильно. Вот так то – Грыць почесал затылок и недоумевая спросил:
– А як же так може бути? Вона ж зовсім на турчанку не схожа…Вона ж на вигляд чиста полячка! – Степан кивнул и сказал:
– Все верно. Точно полячка. Но я объясню, в чем дело. Лет так двадцать – тридцать назад во многих восточных странах было престижно заполучить западную женщину знатного рода себе в гарем. А если еще обернуть в свою веру, так это было пиком совершенства. Такие жены в гареме считались самыми преданными, верными и невероятно жестокими. Если в гареме есть такая жена, то можно спокойно брать гарем на выезд, как вот здесь и ни за что не волноваться. У этой красивой полячки как раз такая судьба – Грыць удивленно покачал головой, поджав губи и сказал:
– Ти ба які дива у світі робляться… І як же щастить тим східним козакам, а? Стільки жінок і усі твої… Але одного не розумію, ти що справді вважаєш цю…старшу дружину гарною? – Степан слегка наклонил голову и ответил:
– Грыць, Грыць! Столько тебе лет, а все не поймешь, что в женщинах надо ценить опыт, а не молодость. А эта полячечка, скажем так – умудренная жизненным опытом женщина – Грыць достал маленькую люльку с широкой табачной камерой и распалив ее затянулся крепким табаком, продолжая представлять как бы он обходился со своими женами, если б у него был гарем.
Тем временем в палатке Дмитрия без лишних слушателей проходила беседа. Любомир уселся на небольшой диванчик. Напротив него разместился Дмитрий в кресле, устеленном легким расписным покрывалом синего цвета. Рядом с Дмитрием сел на стул Охрим. Между ними стоял небольшой турецкий круглый столик на одной ножке, на котором стоя пузатый серебряный кувшин и несколько бокалов. Любомир без разрешения налил себе красной прохладной жидкости, которая оказалась вином, отпил и обратился к Дмитрию:
– Ну, так що? Тепер пояснюй що ти вже вигадав до чого такий поспіх був? Ти собі не уявляєш який людський непотріб я набрав. Скільки сюди добирався – очікував стрілу у спину – Дмитрий улыбнулся и сказал:
– Хлам говоришь, набрал? Может это и хорошо… Кстати я ничего не придумывал. Я сам даже еще не в курсе окончательной цели всей задумки. Все это организовал наш общий друг Ибрагим Серкан. Я, как и ты занимался своими делами, неожиданно появляется он, весь встревоженный, и говорит: "Дмитрий набирай самых бесполезных войнов которых ты сможешь найти. Таких, что готовы мать родную за грош убить. Бери их не много человек пятнадцать – двадцать. Передай тоже самое Охриму и Любомиру. А после езжайте к лагерю, который указан на карте что я дам, и дожидайтесь моего появления. Перед моим прибытием я пошлю посланника с письмом. Я оставляю свою печатку, чтоб вас пустили в лагерь и золото. На этом все, надеюсь, что вы не подведете своего друга. А я вас всех озолочу в награду". И после этих слов скрылся из виду. Вот так…
А я сразу же организовал наем всякого сброда, как он и просил. Послал гонца к Охриму и к тебе. Но вернувшись ганец передал, что ты возвращаешься из Польского похода. Потому послал нового гонца с которым оставил только короткое письмо: " Собирай таких негодяев о которых никто не заплачет в количестве двадцати человек и езжай куда укажет карта. И не задерживайся!". Оставил грубую копию карты и часть денег. На этом все. С тех самых пор я с Охримом сижу в этом лагере и жду когда появиться Ибрагим с дальнейшими инструкциями. Но с каждым днем находится тут становится все напряженней. Пьяные драки и поножовщина случаются почти каждый вечер. Охрим похоронил уже двоих из своего отряда, я – одного. Однако если Ибрагим вскоре не приедет все может закончится для нас очень плачевно –
Любомир неоднозначно хмыкнул в ответ на сказанное Дмитрием и стал забивать курительную трубку табаком. Значит Ибрагим Серкан Бату затеял это все. Значит дело очень серьезное. Ибрагим был немногим старше Любомира, однако был знаком с дядей Любомира Сирком Сивашенко, который для последнего был вместо отца. Ибрагим и Сирко познакомились в совместном казацко – тюркском походе против Москвы. Они друг другу спасли жизнь и поклялись в вечной дружбе, закрепив ее на крови. Потом достаточно подрос Любомир и тоже крепко сдружился с Ибрагимом. Любомир ходил с Ибрагимом в походы против турков -дезертиров и вероотступников. Также спасал Ибрагиму жизнь. Но однажды, обманным путем был заточен в Стамбульскую тюрьму. Ибрагим долго пытался вытащить его из тюрьмы, однако это получилось только через пять лет заточения. После Ибрагим, через Любомира, познакомился ближе с Охримом и Дмитрием. Не смотря на все свое благородство Ибрагим жутко любил деньги, золото и драгоценности. В долгих беседах о возможностях совместного заработка без кровопролития и войны они нашли очень простую схему – работорговля. Охрим с Дмитрием заманивали распутных молодых девиц и отдавали их Ибрагиму. Тот же морем доставлял их в Турцию, а дальше продавал в рабство на Восток. Деньги получались приличные, так как славянки пользовались большим успехом, особенно сведущие в плотских утехах. Охрим в этом виде заработка проявлял особую настырность. Он называл этот процесс" Очищення землі від гріху". Но все знали почему он проявлял такой интерес. Жена Охрима была властной женщиной и постоянно командовала Охримом, когда он находился дома. А потом изменила ему с реестровым казаком. И аргументировала при всей громаде это тем, что Охрим сам подвинул ее к этому шагу своим не мужским поведением. И что она любит этого казака и уезжает с ним. Собрала вещи и в этот же день они с казаком ускакали в неизвестном направлении. Охрим позволил всему этом произойти напившись при всех самогона и упав лицом в грязь и свиной навоз. После случившегося Охрим остерегался женщин как огня, и постоянно приговаривал, что когда – нибудь Бог покарает блудниц и очистит от них землю… Любомир же участия в этой операции участия не принимал, однако и не порицал их за это. Он равнодушно относился к этому. Его больше заботили Поляки с Литовцами на западе страны и антипатриотичные настроения среди казацкой громады.