— Бросил, Юрий Николаевич. Работе мешает. Скоро три месяца.
— Молодец. Хвалю. Я вот никак. А курил сколько?
— Да считай всю жизнь, с детства. — Скоробогатов скорчил серьёзное лицо.
— Ишь ты!
Этот сотрудник с нелепой фамилией Мерин появился в МУРе недавно. До того после семилетки закончил милицейский техникум, год проработал уполномоченным, два месяца пролежал в госпитале с огнестрельным ранением, после чего за проявленное мужество при исполнении служебного долга — так написано в характеристике — и был переведён в уголовный розыск. Если учесть, что на прошлой неделе молодёжь отдела скидывалась на его девятнадцатилетие, то выходило, что стаж курильщика у него действительно, солидный.
— Вот, Сива, факс пришёл. Умерла молодая женщина, при вскрытии обнаружили в организме яд. То ли самоубийство, то ли отравление. Если отравили — работа предстоит непростая, поэтому я тебя и вызвал. Приобщай к своим висякам и, как говорится, с Богом. Возникнут сложности — сколотим бригаду. Первое самостоятельное дело — шутки в сторону. Я ведь не ошибаюсь? Первое?
— Первое, Юрий Николаевич. — Мерин густо покраснел. — Разрешите идти?
— Разрешаю. Да ты отвыкай от официальщины-то. Работа у нас с тобой тяжёлая, опасная, грязная. Не до субординации. Сегодня ты меня выручишь, завтра я тебя. А то подохнем по одиночке-то. Давай. — Он крепко пожал влажную мальчишескую руку.
Да-а, бежит время, всё меняется. Лет тридцать назад предложи ему начальство какое-нибудь самостоятельное дело, да хоть какое, хоть пропавшую кошку найти — разве не на парусах бы он вылетел из кабинета? И разве не бросился бы тут же обшаривать все чердаки и подвалы, прочёсывать дворы, опрашивать соседей? И нашёл бы, кровь из носа — нашёл, чего бы это ему ни стоило.
А этот обиделся. Не по Сеньке шапка. Роль не по таланту, хочется Гамлета, а ему — второго могильщика. Хорошо, хоть виду не показал, покраснел только.
Вообще этот юнец ему нравился. Виделись не часто, в основном на оперативках, мельком в коридорах, на улице, но много ли надо шестидесятилетнему полковнику с сорокалетним стажем оперативной работы, проведшему сотни, десятки сотен допросов людей самых разных социальных слоёв, убеждений и умственных способностей — от патологических убийц-маньяков, клинических недоумков и дебилов, до философов преступной идеологии, натур глубочайших знаний и твёрдой веры, — много ли нужно ему, чтобы понять: есть в этом парне какая-то несовременная подлинность, целеустремлённость, нециничность. И ещё нечто неуловимое, притягивающее, что и словами-то определишь не сразу: прошловековость, что ли.
Полковник Скоробогатов родился в 1946 году, 9 февраля. До шестого класса, как и большинство его сверстников, он обожал три вещи: родителей, свою Родину (любовь к которой под воздействием кинопропаганды иногда выходила на первый план, тесня таким образом маму с папой) и свою комсомольскую организацию, в которую он вступил до достижения положенного в таких случаях четырнадцатилетнего возраста, нагло обманув освобождённого от основной работы комсомольского руководителя. Через год обман обнаружился, стал известен всей школе, мальчик Юра приобрёл завидную популярность, все кому не лень (а кому лень ущемлять самолюбие своего ближнего?), даже первоклашки, тыкали в него пальцами: вот идёт обманщик всех комсомольцев страны.
Дело дошло до райкома и показательного исключения из организации, и вдруг всё сказочным образом переменилось.
Директор школы на расширенном (совместно с пионерами) комсомольском собрании в присутствии педагогов и родителей вызвал Юру на сцену, обнял за плечи и срывающимся от волнения голосом обратился к залу.
— Друзья мои. Сегодня у нас с вами торжественный, радостный день. Сегодня мы чествуем ученика нашей школы, вашего товарища Скоробогатова Юрия Николаевича.
— Жору. Жорку Скорого, — стали поправлять директора переполнившие актовый зал зрители, но тот был непреклонен.
— Скоробогатова Юрия Николаевича, ребята, потому что папу Юры зовут Николаем Георгиевичем, а дедушку звали Георгием, но не Жорой, а Юрой, то есть Юрием Николаевичем, а так как ученик нашей школы, ваш товарищ Скоробогатов назван в честь дедушки, то и он, соответственно, тоже Юрий, Юрий Николаевич Скоробогатов, а Жора — это вульгаризм, это кличка, уменьшительно-ласкательная кличка…
Зал аплодировал, особо невыдержанные топали ногами, но директор, стараясь перекричать шум, продолжал.
— Кстати, папе ученика нашей школы Юры Скоробогатова — Николаю Георгиевичу Скоробогатову — вчера указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено почётнейшее звание лауреата Государственной премии Союза ССР первой степени за выдающийся вклад в развитие музыкального исполнительского искусства. А так как папы Юры, Николая Георгиевича Скоробогатова, сегодня с нами нет, он, как я знаю, в Кремле принимает поздравления правительства, то поэтому мы здесь поздравляем его сына и просим через него передать Николаю Георгиевичу наш восторг и пожелания долгих лет жизни. Мы и тебя, Юра, поздравляем, гордись таким отцом, бери с него пример и, хотя твой поступок не заслуживает подражания — представь, если все начнут подделывать метрики — но само желание поскорее влиться в ряды передовой молодёжи нашей страны — такое желание поощрительно, и все мы от всего сердца поздравляем тебя со вступлением в коммунистический союз молодёжи.