Григорием Яковлевичем оказался представитель японского вида спорта сумо, на лице которого не было ничего, кроме рога носа. «Гаргантюа, хотя „носорог“, конечно же, точнее».
Тот сидел за столом в соломенном кресле, и понять, как поместилось в этом хрупком с виду сооружении такое количество жира, было затруднительно.
— Меня зовут Мерин. — Сева решил взять инициативу в свои руки. — Вот моё удостоверение. Это я звонил вам.
Директор морга взял протянутую красную книжечку и долго держал ее перед лицом.
«Не иначе, как нюхает», — предположил Сева. Видеть генеральный директор при всём желании ничего не мог: место глаз занимали плотно сомкнутые веки. Монголы рядом с ним — люди, смотрящие на мир широко раскрытыми глазами.
— Очень приятно, — заговорил наконец хозяин кабинета резко контрастирующим с его обликом дискантом. — Как построим беседу?
Сева, не дожидаясь приглашения, сел, закинул ногу на ногу, раскрыл портфель.
— Я думаю, беседу мы построим следующим образом: вы мне покажете документы врачебного осмотра и вскрытия трупа Молиной Евгении Михайловны, затем, поскольку ни хирурга, ни районного уполномоченного в кабинете не наблюдается, вы же прокомментируете эти документы, я потрачу энное количество времени на их изучение, задам вам несколько интересующих меня вопросов и после этого поведу себя в соответствии с тем, как сочту необходимым.
Мерин натужно улыбнулся.
Григорий Яковлевич, напротив, сделался скучным.
— Молодой человек, если я спросил «как построим беседу», то это не значит ровным счётом ничего, кроме того, что я действительно не предполагаю, как может быть построена наша с вами беседа. Я с удовольствием выслушал вашу безукоризненно логически выстроенную филиппику, но, мне кажется, будет правильнее, если мы, не теряя времени и обременив себя необходимостью уважительного отношения друг к другу, начнём разговор по существу.
С этими словами директор достал из стола несколько исписанных от руки листочков и протянул Мерину. Тот углубился в чтение.
— Кто проводил вскрытие?
— У меня есть штат.
— Почему нет подписи?
— Замечание по существу.
— Я спросил, почему?
— Молодой человек, её нет потому, что её не поставили.
— Почему?
— Это могло произойти по двум причинам: или забыли, или не поставили сознательно.
Мерин понимал, что возмутительную тональность этого диалога заложил не кто иной, как он сам, проклинал себя за пижонство, но надо было продолжать.
— Кто сопровождал тело?
— Это прерогатива приёмщиков. Направо по коридору, кабинет № 3.
— Кто потребовал вскрытия?
— Родственник.
— Кем этот родственник приходится погибшей?
— Отцом.
— Почему нет его подписи?
— Он был очень расстроен и не дождался результата.
— Где данные его паспорта?
— Данные его паспорта, думаю, в его паспорте.
— Он что — был без документов?
Директор с видимым трудом развёл руки в стороны.
— Рассеянность. Это случается с немолодыми мужчинами, когда им приходится сопровождать в морг трупы своих детей.
— Почему вы решили, что это отец?
— Он признался. Сам признался. Я поверил. У него очень правдивые глаза.
Сева не без опоздания понял, что дальнейший разговор бесполезен. Он аккуратно сложил бумаги, убрал в портфель.
— Скажите, Григорий Яковлевич, если можно, в той же манере «цианистого юмора», как говаривал великий Набоков: «заморгают» — это от слова морг? Убьют то есть, и в морг доставят?
Вопрос был задан весело, с улыбкой, Мерин всем своим видом показывал, что безоговорочно капитулирует, признаёт поражение (такому противнику проиграть не стыдно) и предлагает мировую. А если его и интересует какое-то слово, то исключительно из любви к многообразию великого русского языка: это надо же — «моргать» и «морг», оказывается, от одного и того же корня.
И тем не менее он готов был поклясться, что руководитель ритуального заведения вздрогнул.
Правда, уже через мгновение, приоткрыв щель рта и рассмеявшись, пожалуй, чуть громче, чем того требовал момент, он опять полностью овладел ситуацией.
— Всеволод Игоревич, дорогой, я хочу через вас сделать комплимент вашему руководству: подбирая кадры, оно правильно поступает, ориентируясь на молодёжь. Ставка на молодость — безукоризненное ощущение времени. Преступность растет, уголовный элемент размножается, жиреет, срастается с властью, оружие предпочитает получать непосредственно с испытательных полигонов американской армии, Калашниковы уже непрестижны. А наши с вами аргументы, — директор снова развёл руками и вроде даже улыбнулся, о чём свидетельствовали чуть раздвинувшиеся ноздри, — какие наши аргументы? Энтузиазм. Бескорыстие. Честность. И молодость. Всё! Больше нам с вами крыть нечем — нет аргументов. Кстати, заметили: «аргументы» и «менты» тоже от одного корня. Забавно, не правда ли?