Я мысленно встряхнулась, когда поймала себя на подобной мысли. Я ненавидела это ощущение; жалеть себя я совсем не привыкла. Но я была такой одинокой. Я скучала по Алексу, хотя мы жили в одном доме. Не было места, где мы могли бы побыть одни. По кладовкам и кухне вечно кто—нибудь шастал, тир и спортзал нельзя было назвать подходящими местами. В гостиной всегда кто—то был — например, Брендан, страдавший бессонницей. Он постоянно сидел в Сети в три часа ночи.
Убежищем могла бы стать крошечная комната Алекса, но сразу за стенкой находилась спальня парней. И сначала надо было пройти через нее. Когда парни сидели в спальне, мы слышали их бормотание. Очевидно, что они бы нас тоже услышали. И хотя Алекс был здесь главным, мы не могли попросить их выйти. Это выглядело бы так, словно у него есть какие—то особые привилегии.
Поэтому мы могли целоваться, обниматься, но не слишком увлекаться. Я постоянно думала о коробочке, которую Алекс купил по дороге в Мехико. Она все еще лежала в сумке. Он тоже думал о ней, думал — это даже мягко сказано, но никто из нас об этом не говорил вслух. Мы хотели, чтобы все прошло идеально для нас обоих. Чтобы мы не беспокоились, что кто—нибудь услышит нас, чтобы не приходилось прятаться в пропахшем потом тренажерном зале. Во всем этом не было ничего хорошего, но еще хуже было то, что мы не могли поговорить, как раньше. Алекс понимал, что со мной происходит. Спустя неделю после приезда он приглушенно заметил:
— Я знаю, что ты здесь несчастна.
Перед обедом мы закрылись в его спальне на несколько минут. Туда доносились отдаленные звуки из телевизора.
— Я в порядке, — прошептала я. — Не беспокойся обо мне. Так надо. И к тому же... ты тоже не выглядишь счастливым.
Я провела пальцем по изгибу его темной брови. Несомненно, счастье не было нашей целью, пока мы делали такую важную для всего мира вещь. Ни один из нас не захотел бы оказаться в другом месте, даже если бы мог. Но все равно мне было грустно, что я уже много дней не видела искренней улыбки на лице Алекса. Ослепительной, легкой усмешки, от которой таяло мое сердце.
— Я переживаю за тебя, — сказал Алекс, не обращая внимания на мои слова о том, что он не выглядит счастливым. — Уиллоу, послушай, если у нас получится, если мы победим, для нас с тобой все так изменится, я обещаю...
Алекс осекся. В соседнюю спальню кто—то вошел и стал переодеваться. Мы замолчали, давая нашим губам договорить за нас.
Большинство наших разговоров были похожи на этот — незаконченные предложения, краткие объятия. У нас не было возможности перейти к деталям. Мне не хватало сна водной кровати с Алексом. Я так сильно скучала, что не могла уснуть и иногда хотела проскользнуть к нему в темноте. Я и не подозревала, как много, оказывается, мы раньше говорили, лежа в кровати, и как драгоценны были для меня эти полуночные разговоры.
Если бы я только могла опять лежать, свернувшись калачиком в его объятиях, и знать, что мы одни, действительно одни, как раньше, тогда я, может, и рассказала бы ему, как мне страшно.
Я не обращалась к ангелу с первой ночи, но все время его чувствовала. Шли дни, он уже не просто копошился во мне, а, как мне казалось, жаждал свободы. Я стала замкнутой, дни напролет стараясь вести себя так, будто ничего не происходит. Но мне казалось, что все знают. Иногда у меня начинал зудеть затылок, будто на меня кто—то пристально смотрит. Я оборачивалась, и иногда кто—нибудь оказывался рядом, но чаще я видела лишь пустоту. В то же время я чувствовала, как внутри трепещет ангел. Страшнее всего было то, что я ощущала: ангел изо всех сил сдерживает себя, бьется, как воздушный змей на натянутой бечевке.
Потакета сейчас казалась другой планетой. Там жила Уиллоу Филдс, и пусть она и была немного странной — чинила машины, предсказывала будущее, — но у нее была довольно скучная, обыденная жизнь. И она не чувствовала внутри себя никого постороннего. Я с трудом перила, что когда—то я чувствовала себя... нормальной.
Человеком.
Глава 9
Парад застал Себа врасплох.
Чуть больше двух недель назад он приехал автостопом в el DF. Целыми днями он разыскивал девушку с фотографии. Он смутно представлял, какой сейчас день недели. Но теперь, когда шел в хостел недалеко от centro[18], он подумал: должно быть, сегодня День Революции. Играл оркестр mariachi, были слышны трели певцов, звон гитар и гудение рожков. Школьники были одеты солдатами, все мальчики — в сомбреро, с патронташами и нарисованными усами, все девочки—в длинных ярких юбках и белоснежных блузках, с волосами, заплетенными в косы. За ними шли девочки постарше в зеленых футболках; они танцевали и махали мексиканскими флагами.
Себ протискивался по тротуару сквозь толпу. На плече у него висел рюкзак — он никогда не оставлял его в хостеле. Несколько ангельских крыльев задели Себа. Всюду, куда бы он ни направлялся, он встречал крылатых людей. Толпа была восторженной, ауры людей только что не прыгали вокруг Себа; даже те, кто зачах от ангельского ожога, мерцали от волнения.
Это был тот самый город, который он хорошо знал, но в то же время совершенно другой. Ангелы были везде — он постоянно замечал их, хотя большую часть времени шатался по парку Боск—де—Чапультепек[19] и искал деревья, расположенные так же, как во сне девушки. Это оказалось трудной задачей. Чапультепек был одним из самых больших городских парков в мире. И при этом едва ли не каждый час Себу на глаза попадались ангелы — они кружили, как белые орлы на охоте. Каждый раз, когда он проходил мимо Сокало, над ней парило несколько ангелов, а некоторые кормились прямо на тротуаре. Любопытство привело Себа в новообращенный собор — Себ не мог поверить вто, что с ним случилось, — и там тоже охотились ангелы. Себ так привык поддерживать свою ауру тусклой и непривлекательной, что делал это почти машинально.
— Больницы для всех! — закричал кто—то. — Нам нужно больше коек, больше докторов!
Себ перешел улицу, лавируя между танцовщицами и ослом с цветочной тележкой. Обернувшись, он увидел большую группу с плакатами «Еl DF до смерти нужны врачи» и «Ангелам не нужны деньги — они нужны больным».
Настроение толпы изменилось моментально. Ауры вокруг Себа затрещали от эмоций. Женщина в инвалидной коляске кричала: «Ангелы помогут вам, если вы уверуете!» Ее щеки ввалились, глаза лихорадочно блестели. Послышались одобрительные возгласы, протестующих освистали.
Себ был рад, когда оставил толпу позади и направился к хостелу. Но и там, судя по всему, готовились к танцам. Ставили сцену, с балконов свисали зеленые, белые и красные полотна. Хостел когда—то был бронзового цвета, но запачкался гарью и стал серым. Себу очень повезло, что ему удалось заполучить место. Все хостелы города были заполнены последователями Церкви ангелов со всего мира. Они приехали, чтобы посмотреть на новообращенный собор. С несколькими он столкнулся, когда шел в свою комнату. Это были три симпатичные француженки с ангельскими крыльями. Он встречал их несколько раз в холле по вечерам.
— Bonsoir, Себ, — с кокетливой улыбкой поздоровалась Селин. — Ḉа va toi?[20]
Он ответил на приветствие натянутой улыбкой. Себ пытался не смотреть на ее больную ауру. Ему было тяжело находиться рядом с пострадавшими от ангелов; он старался избегать их.
К счастью, его спальня была пуста. Себ упал на кровать и лежал, глядя в потолок. Неделю назад у него был день рождения, ему исполнилось восемнадцать. Себ понял это только на следующий день. Он думал лишь о девочке—полуангеле. Сейчас она была так близко, он мог даже почувствовать ее, хотя в каком—то смысле она была еще дальше, чем когда—либо. Мукой было знать, что она где—то рядом, в этом городе, в нескольких милях от него, но не знать, где именно.