Тепло ее тела, прижимающегося к моему, – словно наркотик для меня; я вдруг осознаю, как бешено и громко мое сердце колотится о ребра. Она наверняка чувствует этот стук из-за того, как ее спина льнет к изгибу моей груди. Но я изо всех сил стараюсь слушать. Ради нее находиться здесь и сейчас.
– Атомы, – повторяю я.
– Да, – кивает Аврора. – Каждая клетка нашего тела – это ядро атома, окруженное электронами. И эти электроны отрицательно заряжены. Поэтому они отталкивают другие электроны, если те подходят слишком близко. Несмотря на то что наш мозг – говорилось в статье – воспринимает силу при отталкивании электронов как «прикосновение», атомы на самом деле всегда находятся на крошечном расстоянии в долю миллиметра друг от друга.
Аврора, качая головой, скользит большим пальцем по моему.
– А значит, мы, по сути, никогда ни к чему не прикасаемся, – продолжает она. – Мы всю жизнь проводим совершенно порознь. Нам ни разу не удается прикоснуться к другому живому существу. Никогда.
Во мне просыпается голод. Я ощущаю его и в ней тоже: мысль о том, что пожар, разгорающийся между нами, шепот, перерастающий в бурю, – все это может погаснуть завтра. Я нежно разворачиваю ее к себе лицом. Заглядываю в глаза. Аврора вздрагивает, когда я провожу пальцем по ее щеке.
Я наклоняюсь ближе, и ее голос опускается до шепота:
– Магеллан говорил, что, если две частицы когда-нибудь соприкоснутся…
Еще ближе.
– …произойдет ядерная реакция…
– Звучит опасно, – шепчу я, ловя ее взгляд.
Совсем близко.
– Очень, – выдыхает она.
Наши губы встречаются, наши огни сталкиваются, и в это мгновение все встает на свои места. Корабля нет. Складки нет. Есть только эта девушка в моих объятиях, Тяга в моей душе, прикосновение ее губ, рук и тела к моему. Она, задыхаясь, льнет ко мне, жадно ищет того же утешения, что и я, защиты в забвении, самого главного в нас и ничтожности всего остального. Ее язык легко касается моего, она направляет мои руки туда, где хочет их ощущать. И хотя отчасти я понимаю, что сказанное ею – правда, что мы действительно не прикасаемся друг к другу, меня все же на мгновение охватывает страх: пламя между нами превратится в ядерный пожар, который поглотит нас обоих.
Она отстраняется от меня спустя целую вечность. Смотрит в мои глаза с каким-то обожанием, которое наверняка видит в моем взгляде. Прижимает кончики пальцев к моему лицу, ушам, губам, опаляя кожу прикосновениями.
– Ты – огонь, который я жажду разжечь внутри, – говорю я ей.
Она берет меня за руку.
Подводит к своей кровати.
Увлекает вниз за собой.
– Давай сгорим вместе, – выдыхает она.
21. Тайлер
В камере для допросов холодно.
По дороге из тюремного блока сопровождавшие меня солдаты не обращали никакого внимания на мои протесты и возражения против безумия, которое они творили. Потому что хорошие солдаты не слушают террористов. Хорошие солдаты не думают. Они просто завели меня в эту комнату, привязали к стулу магнитными наручниками и после череды отрывистых приветствий вышли.
Оставив меня с ними.
Я оглядываю три фигуры, выхваченные светом ламп на потолке. Их дыхание, медленное и глухое, выходит с шипением. У всех одинаковая манера поведения, одинаковые зеркальные маски, одинаковая угольно-черная форма. Кроме самого главного из них, который, разумеется, с головы до ног облачен в кипенно-белое.
– ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, ЛЕГИОНЕР ДЖОНС, – говорит Принцепс. – ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БОРТ «КУСАНАГИ».
Я смотрю на фигуру, на ту ее часть, где должны, по идее, находиться глаза. Представляю себе лицо, спрятанное за безликим фасадом.
– Рад снова видеть тебя, Чжан Цзе, – отзываюсь я.
Имя отца Авроры. Имя оболочки, которую эта тварь украла и теперь носит, будто дешевый костюм. Существо, которое миллионы лет дремало, пряталось в тени, раненое и желающее оставаться невидимым, нераскрытым, неизвестным.
Но мне-то известно его имя.
– Или мне следует называть тебя Ра’хаамом?
Я гляжу на них, кипя от злости. В ожидании ответа. Реакции. Чего угодно. Но они продолжают стоять, молча и неподвижно.
– Я знаю, чего ты добиваешься, – зло бросаю я. – Затеваешь войну между Террой и Несломленными, чтобы пустить пыль в глаза. Выигрываешь время, пока твои планеты-инкубаторы не будут готовы зацвести. В результате погибнут миллионы людей. Возможно, миллиарды. Но ты и сам это знаешь, верно?
Двое гэрэушников в серой форме встают по бокам от меня. Тот, что слева, тянется ко мне руками в перчатках и застегивает на шее болевой ошейник. Я вздрагиваю от прикосновения холодного металла к коже. Чувствую, как вылезает и прижимается к моему позвоночнику крошечный электрод.