И я понимаю – в конце концов по-настоящему понимаю, – чего они хотят от меня.
Я должна отпустить его.
Должна сжечь его дотла.
Должна доказать Эшу, что мои узы не определяют и не сдерживают меня. Что, как только наступит время ради блага всех окружающих задействовать Оружие, я буду готова пожертвовать кем и чем угодно.
Я взглядом прослеживаю черты лица Кэла в свете звезд.
За последние месяцы они стали мне так же знакомы, как и мои собственные.
В сознании кружит сине-серебристый вихрь, и я знаю, что нужно делать. Мне нужно взять его под контроль, отшлифовать, придать ему форму лезвия, чтобы перерезать связывающие нас узы. Кэлу известно об этом так же, как и мне. Что именно поставлено на карту. Что брошено на чашу весов.
– Кэл, – шепчу я.
«Ты должна», – настаивает Эш.
– Бе’шмаи? – выдыхает Кэл.
Это слово.
Такое прекрасное, удивительное, чужеземное слово. Когда мы впервые на Октавии заговорили о нем, Кэл сказал, что подходящего для него определения на человеческом языке нет. Теперь он, глядя на меня, молча предлагает мне свое сердце, как делает это каждый день. И в это мгновение я осознаю: быть может, я и не сильдратийка и никогда не испытаю Тягу, но знаю, каково это – любить. Я приняла его сердце и отдала ему свое взамен.
– Прости, – говорю я.
На свете не найдется такой вселенной, где бы я была сильнее без него.
– Я не могу, – заявляю, поворачиваясь к Эшу.
В Эхо воцаряется звенящая тишина. Я чувствую позади себя биение сердца Кэла, ощущаю, как от этих трех слов по всему пространству пробегает рябь.
– Я не буду, – говорю я.
«Ты ДОЛЖНА», – приказывает Эш.
– Нет, – не уступаю я.
Нет.
Я не стану делать того, что хочет Эш.
Не потому, что отказываюсь жертвовать собой.
Не потому, что боюсь.
А потому, что каждая минута, проведенная здесь, в обучении и рядом с Кэлом, привела меня к неизменной глубокой истине. Возможно, завтрашний день и стоит миллиона вчерашних. Но завтрашний день без него не стоит ничего.
«Тебе не хватит сил, – произносит Эш с подобием ярости в голосе. – Без пустоты ты не справишься».
– Это мы еще посмотрим, – говорю я.
«Ты – Триггер. ТРИГГЕР – ЭТО ТЫ».
– Все верно, – киваю я. – Но еще я Аврора Цзе-Линь О’Мэлли.
Я беру Кэла за руку.
– И я готова бороться за свою любовь.
Я беру верх над своей силой. Как только я желаю уйти, образуется разрыв, раскол, появляется трещина – широкая, как небо, и глубокая, как вечность. В мгновение ока, всего за один стук сердца, его и моего, Эхо исчезает, и мы возвращаемся в наши тела на борту «Нуля».
Первое, что я чувствую, до того как открываю глаза, – его ладонь в моей.
27. Тайлер
Некоторое время спустя Саэдии приводят обратно в камеру.
Дверь открывается, и пехотинцы швыряют обмякшее, обессиленное тело на палубу. При виде нее и от звука, с которым она ударяется о пол, внутри меня все сжимается. Медицинские бинты с ног сорваны. Синяки на бедрах поблекли, однако на лице красуются свежие кровоподтеки. Губа разбита, глаз заплыл, одна рука прижата к ребрам. Черная полоса краски на глазах и губах смазана и течет. Безупречные косы расплетены, отчего завеса черных волос падает ей на лицо, когда она пытается встать.
Я поднимаюсь на ноги, свирепо глядя на пехотинцев. Саэдии – вражеский офицер. Темплар Несломленных. Я видел количество убитых во время боя на «Андараэли». Знаю, что большинство этих пехотинцев наверняка потеряли друзей в том бою. И все же существуют определенные правила. Черта, которую нельзя переступать. В этом, видимо, и заключается разница между ними и нами.
– Дыхание Творца, что вы сделали с ней?
Пехотинцы даже не удостаивают меня взглядом. Дверь бесшумно закрывается, и мы с Саэдии остаемся одни.
– Давай, – бормочу я, наклоняясь к ней, чтобы помочь. – Позволь мне…
– Не трогай меня! – рычит она. Ее скрюченные пальцы напоминают когти, черные ногти блестят в антисептическом излучении. Я отшатываюсь, чтобы она не могла меня достать.
Саэдии делает глубокий вдох, пытаясь прийти в себя. Я не сразу улавливаю, но, могу поклясться, слышу, как из ее горла вырывается слабый, сдавленный всхлип.
– Ваше с-солнце сгорит, – шепчет она. – Вся ваша… м-мерзкая р-раса…
Она шипит, пытаясь сесть. Ее руки и тело дрожат от усилий, с губ слетает прерывистое дыхание. Но движение оказывается ей не по силам, и она падает. Я ощущаю укол жалости, меня накрывают волны стыда. Это сделали с ней терране. Мой народ.