«Да, так и есть».
«Так же, как поглотит галактику, если мы ему позволим».
«Да, – киваю я. – Именно».
«Нам нужно выбраться из камеры, Тайлер Джонс».
Я вскидываю бровь. Ту, что со шрамом. Для пущего эффекта.
«Как здорово, Саэдии, что ты мне об этом сказала».
«Это был сарказм, маленький терранин?»
Я пожимаю плечами:
«Большую часть унаследовала моя сестра. Но кое-что досталось и мне».
На слове «унаследовала» Саэдии вновь прищуривается. Награждает меня долгим, тяжелым взглядом. Блестящие глаза обрамлены темными ресницами и черной краской. Ее взгляд чересчур долго задерживается на моей обнаженной груди.
«Слушай, я знаю, что с такой грудью можно баллотироваться в президенты и победить, – мысленно говорю я с легким раздражением. – Но ты могла бы не так явно пожирать меня глазами? Если ты забыла, у нас и без того проблем выше крыши».
Темплар Несломленных в ответ склоняет голову. Затем медленно, очень медленно откидывается на биокушетку и вытягивает перед собой длинные голые ноги. Я знаю, что она делает. Чего добивается. Поэтому призываю на помощь шквал мыслей о самых несексуальных вещах: мой давний сосед по койке Бьоркман, стригущий зубами ногти на ногах; тот раз, когда я прищемил себя ширинкой; бабушкины панталоны – огромные чудовища кремового цвета, развевающиеся, как паруса, на вет…
Ничего не выходит. Я на долю секунды опускаю взгляд.
«Проклятье».
Потом снова смотрю на лицо Саэдии. Ее разбитые губы растягиваются в легкой ухмылке.
«Я не "пожираю тебя глазами", как ты красноречиво выразился, Тайлер Джонс. – Она снова переводит задумчивый взгляд на мою грудь. – Просто размышляю о том, что за сердце бьется под этими ребрами».
«…Ты о чем?»
«О том, что враг моего врага – мой друг. Несмотря на всю вражду и ругань между нами, я ценю твое доверие поведать мне свои тайны. А еще есть тайны, которые тебе, возможно, задолжали. Они касаются меня. – Она смотрит мне в глаза. – Касаются тебя».
Я хмурюсь:
«…Меня?»
Саэдии легонько пожимает плечами и, теребя черный локон, снова окидывает меня взглядом.
«Тебя и твоей сестры, полагаю».
«…Какое отношение к этому имеет Скар?»
«Вы же близнецы, верно?»
«Да, и что?»
«До битвы на Кирейне Джерико Джонс сбежал из сильдратийского плена, я права?»
Я хмурюсь сильнее:
«Откуда ты знаешь?»
Она снова улыбается:
«Твой отец сдержал на Кирейне флот, вдвое превосходящий его по численности. Это было наше крупнейшее поражение за всю войну. Познай своего врага, Тайлер Джонс».
«Я не…»
«Джерико Джонс стал контр-адмиралом меньше чем за год после победы. Рожденный и воспитанный воином, он полностью разгромил лучших представителей Воерожденных и стал причиной потери нашего доминирующего влияния во Внутреннем совете Сильдры. И все равно подал в отставку. Сделался самым ярым сторонником мира в вашем Сенате. С чего вдруг такая перемена?»
Я понятия не имею, к чему она клонит. Но что-то в ее взгляде вынуждает меня дать пояснения.
«Об этом он произнес речь в 2367 году, – говорю с переполняющей меня гордостью. – Ее до сих пор изучают в Академии Авроры. “Я не могу и дальше смотреть в глаза своим детям, осознавая всю несправедливость убийств чужих детей”».
Она фыркает:
«Красивая ложь».
Я ощетиниваюсь:
«Думай, что говоришь о моем отце, Саэдии».
«Когда я впервые соприкоснулась с твоим разумом, ты сказал, будто не знал, что обладающие даром Путеходцев способны телепатически общаться с другими людьми».
Я пожимаю плечами:
«Я действительно не знал».
Саэдии качает головой, и легкое презрение вплывает в мое сознание, несмотря на все ее попытки его сдержать.
«Все потому, что мы не способны общаться с другими людьми, Тайлер Джонс. Лишь с теми, у кого есть дар».
Внутри меня все переворачивается.
«Я не…»
«Я Воерожденная по рождению и по чести, – говорит Саэдии. – Но… несмотря на ненависть к матери, все же унаследовала некоторые ее таланты. – Она встречается со мной глазами, их блеск напоминает стекло. – И, похоже, твоя мать тоже наделила тебя даром».
От этой мысли у меня перехватывает дыхание. Сердце грохочет в груди, голова идет кругом. Я пытаюсь ухватиться за нити в своем сознании, сплести их в гобелен, имеющий хоть какой-то смысл, пока Саэдии продолжает сверлить меня холодным, недружелюбным взглядом.