Саэдии.
– Наконец очнулся, – тихо говорит она. – Полагаю, хорошенько отдохнул?
– …Как долго я был без сознания?
– Несколько часов. – Она качает головой. – Вы, терране, такие… слабаки.
– Ты сейчас под стражей терран, – замечаю я. – Сама-то ты кто?
– Военнопленный. – Она поворачивает ко мне голову, испепеляя взглядом. – В войне, на победу в которой вам не стоит надеяться.
– Я тебя предупреждал! – рычу я. – Ты сыграла им на руку, Саэдии. Ты дала им ровно то, что им было нужно.
– Конфликт, в котором не может быть победы? Ненависть архонта, разрушившего светила? – Саэдии медленно садится, свешивает с края голые ноги и ставит ступни на пол. В ее глазах, несмотря на раны, виднеется лишь тень боли. – Если твоему народу нужна была гибель, то да. Я им ее дала.
– За всем этим бардаком стоит не мой народ.
– Жалкая эмблема Легиона Авроры, за которой ты прячешься, не избавит тебя от мести Звездного Убийцы. Каэрсан не станет делать различий между АОТ и другими легионерами. – Ее черные губы изгибаются, а за ними сверкают острые клыки. – Он уничтожит вас всех. Разрушит ваши солнца. Поглотит системы. Вся ваша раса будет предана праху истории. Все вы.
– Ты, похоже, расстроена, – говорю я.
Она прищуривает глаза за черной полосой краски, тянущейся от виска к виску. А потом натягивает на лицо, как поношенную перчатку, столь раздражающее сильдратийское высокомерие.
– Ты – дурак, Тайлер Джонс, – произносит она. – И умрешь дурацкой смертью.
– Зато я не настолько дурак, чтобы сыпать угрозами на весь корабль. – Я указываю на маленькую черную точку над дверным проемом. – Ты же понимаешь, что мы под наблюдением, верно? Что они слышат каждое твое слово? Видят каждое твое действие?
– Я – Темплар Несломленных. – Она откидывает косы назад за плечи и указывает на три клинка, нарисованных у нее на лбу. – Воерожденная по рождению и по чести. Помазанная кровью самого архонта Каэрсана. Мне нечего бояться вашего народа.
– Говорю же тебе, правящие этим балом парни не относятся к моему народу. Возможно, ты не понимаешь, что здесь творится. Но поверь мне, Саэдии по рождению, чести, крови и всему прочему. Эта рыба тебе не по зубам.
Я ложусь обратно на койку и, морщась, ощупываю синяки на своей груди.
– Так что будь осторожнее, не болтай лишнего.
Я закидываю руки за голову и снова смотрю в потолок, ощущая на своем теле обжигающий взгляд Саэдии. Она явно хочет меня убить – от нее волнами исходят угроза и ярость. Но она не настолько глупа, чтобы пытаться это сделать перед объективами камер, к тому же ее раны еще совсем не зажили. Поэтому я, выбросив мысли о Темпларе Саэдии Гилврэт из головы, принимаюсь думать о том, как мне, черт побери, выбраться из этой камеры.
Из снаряжения, кроме одежды, у меня ничего нет. Они даже забрали мой унигласс, осознаю я, испытывая внезапный приступ боли от потери последнего физического напоминания о Кэт.
Зато со мной навсегда останется татуировка, которую мы сделали вместе…
Я ловлю себя на том, что думаю о ней. Скучаю по ней. Именно она всегда прикрывала мне спину. Затем вдруг мысленно возвращаюсь к той ночи в увольнении, провожу пальцами по узору чернил на коже бицепса и вспоминаю свои ощущения от нее, как она дрожала, когда я…
«Ты так жалок».
Я моргаю. Осторожно сажусь и гляжу на Саэдии, которая по-прежнему смотрит на меня прищуренными, полными ненависти глазами.
– Ты только что…
«Назвала тебя жалким? Да. Фантазируешь о мертвой девушке в такой момент?»
Я снова моргаю. Понимаю, что Саэдии говорит со мной, не шевеля губами.
Но как она тогда…
«Ты у меня… в голове?»
Она презрительно фыркает:
«Можно и так сказать».
«Что… как ты это делаешь?»
«Такой слабак».
Я хмурюсь сильнее, пытаясь разобраться, что во имя Творца происходит. Либо у меня галлюцинации, либо сотрясение мозга, а может быть, вообще мне все это приснилось. Но вдруг я вспоминаю наш с Кэлом разговор в Изумрудном городе. Он тогда предупредил меня, что Саэдии способна выследить нас… потому что чувствует его.
Я смотрю на сильдратийку. В моей голове зарождается понимание.
«Твоя мать была Путеходцем…»
Я чувствую, как в ней вспыхивает темная, нездоровая ярость – она потрескивает словно электрический ток между нами.
«Больше никогда не смей говорить о моей матери, терранин».