Я качаю головой. Мысли скачут.
«Кэл сказал, что ты унаследовала от нее часть дара… дара Путеходцев. Мне известно, что Путеходцы – эмпаты. Что они способны считывать эмоции. Возможно, даже поверхностные мысли. Но я и не предполагал, что они общаются телепатически».
Саэдии смеряет меня взглядом, холодным и презрительным.
«Ты, очевидно, многого не знаешь, Тайлер Джонс».
«…Что ты хочешь этим сказать?»
Она усмехается:
«Что ты действительно сын своего отца».
Эти слова поднимают во мне волну гнева, такого же темного и глубокого, как у нее. Рука невольно тянется к цепочке на шее и к кольцу на ней.
«Может, перестанем уже обсуждать наших отцов и матерей?»
Ее смех эхом отдается в моем черепе.
«Какой же ты дурак».
«Если ты сунула свою голову ко мне, только чтобы оскорблять меня, то можешь смело убираться».
«Я “сунула свою голову”, как ты красноречиво выразился, потому что ты фонтанировал сладострастием, и мне захотелось определить его причину. – Она многозначительно опускает взгляд на свои голые ноги и трусы. – Будь я предметом твоих фантазий, я бы отрезала тебе большие пальцы».
Я фыркаю:
«Не льсти себе».
«Это не лесть. А именно то, что я делаю со всеми мужчинами, которые пытаются обольстить меня, Тайлер Джонс. – Ее пальцы скользят к связке отрубленных и высушенных больших пальцев, висящих на шее. – Им дается возможность превзойти меня в бою. И если им это не удается…»
Я оглядываю ее, мягко качая головой:
«Великий Творец, ты и правда психопатка».
«Тем больше причин выкинуть из головы все мысли обо мне, маленький терранин».
«Постараюсь держать себя в руках».
Саэдии кладет руки на колени и наклоняется вперед. Ее косы рассыпаются вокруг щек, когда она томно потягивается, проводя черными ногтями по голеням к кончикам пальцев ног. Ее движения чувственные, почти соблазнительные, но видно, что она таким образом просто дразнит меня. Вот она смотрит мне в глаза, и я ощущаю в ней злобу.
«Тебе лучше не просто постараться, мальчик».
«Слушай, может, пере…»
Мою мысль прерывает шипение открывающейся двери. Я снова с трудом сажусь, когда полдюжины бойцов АОТ в легкой тактической броне входят в камеру. Саэдии сверлит их взглядом, сжимает ладони в кулаки. Однако взоры солдат прикованы ко мне. Я вижу на их форме идентификационный герб корабля «КУСАНАГИ» и понимаю, что нахожусь, должно быть, на одном корабле с…
Лейтенант, возглавляющий отряд, машет дезинтегратором перед моим лицом.
– Легионер Джонс, Принцепс желает с тобой поговорить.
20. Кэл
Она напугана.
Я чувствую страх Авроры, маячащий холодной, темной тенью за ее спиной. Лежащий мокрым черным плащом на плечах, от холода которого она дрожит. Чувствую ее разочарование в самой себе.
Она знает, что на кон поставлена судьба всей галактики.
Знает, что произойдет в случае неудачи.
И все равно боится.
Она в своей комнате в окружении серых оттенков. Стоит у небольшого иллюминатора и смотрит на бесцветные потоки Складки. Пространство за ее пределами – бесконечность, омытая светом. Космический балет, разворачивающийся миллиарды лет. Красота, столь же неописуемая, как и все в этом мироздании.
Но оно меркнет в пламени свечи рядом с Авророй.
– Бе’шмаи?
Она оглядывается на меня через плечо, на белую радужку глаза падает свет, и мое сердце замирает. Стоя в дверях, я вижу, как она обхватывает себя руками, будто ей холодно. И в это мгновение в глубине души понимаю: я сделаю все что угодно, лишь бы снять с нее это бремя.
– Заходи, – тихо отзывается она.
Я вхожу внутрь, и дверь с тихим шипением закрывается за мной. Оглядевшись по сторонам, прихожу к выводу, что здесь очень мало вещей, благодаря которым это помещение можно назвать комнатой Авроры. Каюта Финиана оборудована в соответствии с состоянием его здоровья. Моя украшена маленьким лиасовым цветком в серебряной вазе и даже дополнена сиифом, на котором можно поиграть под настроение. Но в комнате Авроры нет ни одного украшения, за исключением единственной свечи, исписанной, насколько я понимаю, языком ее отца. Я узнаю его, поскольку китайская каллиграфия сильно напоминает письменность сильдратийцев. Помню, как впервые увидел эти буквы в академии. Меня тогда очень удивило, что люди способны создать нечто почти столь же прекрасное, как и моя собственная культура.
Сейчас же меня это не удивляет.
В комнате виднеется лишь одинокая свеча, не считая девушки, которая, должно быть, ее зажгла. Как будто Адамс и де Стой знали, что это место ненадолго станет ей домом. Мне грустно видеть ее такой потерянной.