– Финиан говорит, что повреждения Магеллана не критичны, – говорю я ей. – Да, прикосновение к зонду привело к перегрузке схем, но со временем он сможет его починить.
Аврора просто кивает, не отрывая взгляда от иллюминатора. Возможно, новости о сломанном электронном устройстве – не совсем то, что ей хотелось бы услышать от меня сейчас.
Поэтому я подхожу к ней сзади и обнимаю. Она прислоняется ко мне, закрывает глаза и вздыхает, будто только в моих объятиях наконец-то почти обрела дом.
Я смотрю на наше отражение в стекле: мы вместе, я позади нее. И осознаю, насколько идеально мы подходим друг другу. Словно две половинки нелепейшей головоломки. Будто именно ее мне так не хватало всю мою жизнь. Проснувшаяся во мне Тяга практически оглушает, но я сдерживаю ее, дышу глубоко и стараюсь успокоить бушующую в моей душе бурю. Потому что за обожанием, отражающимся в ее глазах, я вижу слова, которые Аврора так жаждет сказать, задолго до того, как она находит смелость произнести их вслух.
– Я боюсь, Кэл, – шепчет Аврора.
– Знаю, – отвечаю я.
Глажу ее по щеке, и она, охваченная дрожью, вновь закрывает глаза.
– Что такого Древние сказали тебе, из-за чего ты сама не своя? – спрашиваю я.
Она неуверенно закусывает губу, и мне становится ясно: я – единственный во всей галактике, кому она может в этом признаться.
– Они должны меня обучить, – говорит она. – Как пользоваться Оружием. Но при этом…
Аврора вздыхает, словно готовится к глубокому прыжку:
– Они сказали, что в случае неудачи я погибну. «Как и мы, ты должна пожертвовать всем».
При этой мысли меня начинает трясти от ярости. До того, как она стала моей, я не чувствовал себя полноценным. До того, как я обрел этот свет, меня не пугала тьма. И теперь, едва найдя эту девушку, этот недостающий кусочек от мозаики моей жизни, я столкнулся с мыслью, что могу так быстро ее потерять…
– Я не хочу уходить, – шепчет она. – Знаю, это эгоистично. Особенно после всего того, за что мы боролись, чем пожертвовали другие: Кэт, Тайлер, весь экипаж… – На ее ресницах блестят слезы, когда она качает головой. – Но я не хочу рисковать этим. Рисковать нами.
Она со вздохом обмякает в моих объятиях, откидывает голову на мою грудь.
– Скажи мне, что это правильно, Кэл, – говорит она.
Я приглаживаю ее волосы, лаская щеку.
– Ты уже сама знаешь, бе’шмаи, – бормочу.
Она плотнее закутывается в мои руки.
– Все равно скажи.
Я глубоко вздыхаю, довольный уже тем, что просто обнимаю Аврору. Она прекрасно понимает, что должна сделать. Знает это каждым атомом своего тела. Она невероятно смелая. Но в то же время ищет у меня силы, уверенности, просит того, за что сможет держаться, вступая в огонь.
Поэтому я рассказываю ей то, чего никогда не рассказывал ни одной живой душе.
– Мои самые ранние воспоминания связаны с ссорами родителей, – говорю я.
Не совсем уверен, зачем говорю ей это. Но она доверяет мне настолько, что не задает вопросов и просто впитывает мои слова, а потом обнимает меня чуть крепче.
– Мне очень жаль, – шепчет Аврора. – Это печально слышать.
Я киваю, глядя сквозь наше отражение на Складку за стеклом.
– Мама и папа были молоды, когда познакомились. Она была послушницей в Храме Пустоты. А он – паладином клики воинов. После того как они впервые ощутили Тягу, друзья и семьи стали отговаривать их связывать себя узами.
– Почему? – спрашивает Аврора.
– У пар Воерожденных и Путеходцев нечасто получается хороший союз. Те, кто ищет ответы, и те, кто на большинство вопросов отвечает конфликтом, редко ладят друг с другом. – Я пожимаю плечами и вздыхаю. – Но мои родители все равно на это пошли. Вначале они горячо любили друг друга. Настолько, что это причиняло боль им обоим.
Она выдавливает из себя легкую улыбку:
– Звучит романтично. Двое влюбленных желают быть вместе, вопреки мнению других.
Я киваю:
– Возможно, романтично. Но, скорее всего, опрометчиво. Наверное, мама полагала, будто сможет обратить любовь моего отца к конфликтам в любовь к семье. Однако в те годы Сильдра воевала с Террой. И пока пропасть между нашими народами углублялась, он полностью растворялся в этой вражде. К моменту рождения Саэдии в их узах проявилась трещина. А с моим появлением она расползлась еще шире.
Я вновь вздыхаю от осознания, какое это благословение – возможность вот так говорить с кем-то. Просто иметь рядом того, кому доверяешь и с кем можно поделиться.