Я нагнулся и поцеловал ее гибкую загорелую спину, но она вывернулась:
— Че за шалава?
— Да так… старая знакомая…
— Да хватит врать-то! — она оттолкнула меня, схватила яблоко с комода и впилась в него зубами. — А ты не улыбайся, — пригрозила она. — Я тебе все глаза выцарапаю! И сосок твоих расфигачу. Блин! — захныкала она и бросила надкусанное яблоко в раковину. — Х-м-м-м… От этой жары я вся сонная. Возьми меня на ручки, отнеси в кроватку.
В этой комнате была тень, и мы улеглись на кровать под окном в надежде уловить хоть небольшой ветерок. Выцветший градусник на стене показывал плюс тридцать три в тени. Овод ползал по москитной сетке.
У меня встал, и я начал пальцем тереть ее щелочку между ног.
— Ты горячий… жарко… хм… нет… успокой свои руки… — не открывая глаз, сонно прошептала она. — Ах! Ну нет же! — она, не глядя, шлепнула ладонью мне по щеке. — Ложись тоже спать, малыш… Будь умненьким мальчиком… Пожалуйста…
И я не помнил, как уснул.
От стука в дверь я проснулся моментально. За окном была тьма.
— Рита, ты тут? — спрашивал незнакомый женский голос за дверью. — Бабушке плохо, она тебя потеряла, почему ты домой не идешь?
— Блядь! — подскочила Ритка. — Уже ночь, пиздец! Меня бабка кончит! Ё-о! Где трусы-то мои? — она заметалась по комнате, гремя пятками. — Да-да, тёть Валь. Иду я, иду домой!
Мы быстро оделись и выскочили из дома.
Было уже где-то в районе двенадцати, и только сейчас мир начал погружаться во тьму. А за рекой — над темной тайгой — все еще горело мутноватое оранжевое марево заката, от солнца, заползающего под землю.
Мы подошли к ее дому и встали в сторонке.
— Блин! — накуксилась она. — Я не хочу туда идти! — она топнула ножкой. — Старуха мне все жилы вытянет! А все ты виноват!
— Я? — усмехнулся я.
— Конечно! Напоил меня, накормил, развратил, усыпил!
— Я?!
— Похотливо насладился моим невинным прекрасным телом! Хам, сволочь, эксплуататор и монстр! — она ладонью убрала мои волосы со лба направо. — Или наоборот, так тебе лучше? — задумалась она и опять стряхнула волосы на лоб. — Ой! Ну все! Я побежала! Чмоки!
Она чмокнула меня в щеку и побежала в дом.
Бабка уже встречала ее на веранде. Зажегся яркий свет, и я увидел стены, обклеенные газетами, стремянку и ворох пленки, которой накрывают грядки, в углу.
— Ух ты зараза! Шаланда ты! — зло начала бабка. — Где была? Где шлялась? Шаланда! Я в милицию уже позвонила!
— Ой, ну все. Ну пришла уже, че ты?! — отмахнулась девушка.
— Пришла! Целый день тебя нету! Где ты? Что ты? До ночи шляешься неизвестно где! Позвонила матери, все рассказала. Приедет, заберет тебя к чертовой матери в город! Нечего мне тут нервы мотать! А может, ты пила? Ну-ка! Дыхни!
Ритка как-то презрительно оглядела бабку, повернулась к ней спиной и вдруг звонко пукнула. Старуха замахнулась на нее своей клюкой, а Ритка согнулась пополам в приступе хохота. И так, все время хохоча и прикрывая лицо ладонями, прошла мимо бабки в свою комнату.
Я обошел дом и встал у невысокого старого забора. Тут уже начинался сосновый лес. Первые огромные звезды появились на небе. Маленькая речка на дне высокого обрыва заснула и совсем остановилась.
В комнатке вспыхнула голая лампочка под потолком. От меня до открытого окна было шагов пять и еще кусты малины.
Она закрыла дверь и стянула с себя футболку. Перекинула ее через леску на потолке. Подошла к старому зеркалу, взялась за грудь, завертелась, осматривая себя. Зевнула, стянула шорты и натянула крошечные стринги, и только сейчас задернула шторы.
Лампа горела недолго и вскоре погасла. Она убрала занавеску, сонно осмотрела ночь за окном и улеглась.
Бесконечная сладкая нежность задрожала во мне.
— О, Джульетта, Джульетта! Милая Джульетта! Никого нет в мире прекраснее тебя! — улыбаясь, прошептал я. — Ну почему же эта ночь так коварна со мной? Почему я не могу вдоволь насладиться твоей красотой? О, как жестока эта ночь! Эти звезды могут смотреть в твое окно и наслаждаться тобой, а я не могу! Эти сосны могут любоваться тобой, а я не могу! И даже вот эта малина может заглянуть в твое окно! Все, кроме меня, — я вцепился в старые, покрытые мхом штакетины забора. — Ты спишь сейчас там, голая и загорелая, на белых крахмальных простынях, ты спишь и видишь сладкий сон, а сердце мое горит и умирает! Летняя ночь только началась, а мне уже нужно идти домой. И вот — чудо проходит мимо меня! Как же это жестоко! Хм… Стоп! А какого хуя, спрашивается, мне нужно идти домой? М? Ну-ка!
Я огляделся по сторонам, но если и был в округе кто-то, то разве только лешие и кикиморы в темном лесу, и я легко перемахнул через забор. Собака была на другой стороне дома и не могла видеть меня.
Она спала тут же, на кровати под окном, на левом боку, зажав бедрами красную подушечку в форме сердца. Я оторвал стебелек молодой конопли и провел ею по ее спине.
— Ой! Ты тут?! Как ты тут оказался?! Ты пролез через забор? Тебя покусает собака! Что ты?! Ты ненормальный! Бабка задолбала уже! — жарко и радостно зашептала она.
Она обхватила мою шею руками и принялась жадно целовать. Потом отстранилась и осмотрела:
— Ты оброс, — сказала она и провела ладонью по моим волосам. — Тебя подстричь надо. Я сама тебе подстригу! Ой, нет! А, впрочем… знаешь что? — она серьезно задумалась. — Ты пообещай мне вот что! Ты сделаешь для меня одну очень важную вещь?
— Какую?
— Да только ты поклянись сначала!
— Хорошо, клянусь, я все сделаю.
Она улыбнулась.
— Это очень важно для меня. Хорошо? Пожалуйста! Прямо сейчас… — глаза ее забегали, она что-то усиленно обдумывала. — Ох, вот. Послушай. Это важно… — прошептала она мне в лицо и замолчала. — Сорви цветок с клумбы.
Я моргнул, отлип от окна и наклонился над клумбой. Пурпурно-синий цветок анютиных глазок первый попался мне в руки, и я вернулся с ним к окну.
— Сорвал? Вот молодец! — она улыбнулась. — Понюхай…
Кончиком носа я дотронулся до цветка.
— А теперь… Но смотри, ты мне обещал! А теперь съешь его!
Языком я дотронулся до пурпурного лепестка и принялся растирать его зубами в сладкую кашицу.
— Ой! Бабка!
Она рухнула на кровать, а я нырнул вниз, под окно.
— Что ты? С кем ты тут разговариваешь? — спросила старуха, открыв дверь.
Она вскочила с кровати и кинулась к дверному проему:
— Баба… баба… Ну, баба! Я сплю! Что ты?! Ну, нет! Ну ты нормальная, вообще, нет?!
— Не пихайся! Да ты не пихайся! Я сама тебя так пихну! Совсем обнаглела!
— Баба! Ну я голая! Я уже сплю! Закрой, пожалуйста, дверь! По-жа-луй-ста!
Припав к напитавшейся солнцем стене, я слышал возню за обладание дверью. Из-за угла беззвучно вышел вороватого вида рыжий кот и недовольно посмотрел на меня.
Мы сидели с котом молча…
— Все! — вскрикнула она и захлопнула дверь.
— Я тебе повсекаю! В моем доме живет и еще всекает мне тут! — гудела бабка.