Телефон она, конечно, отключила. Вернее, симку выбросила, я видел у нее много симок.
В дом ее я не попал. Бабка меня не пустила. Старая корова. Калоша. Карга!
В окна ее тоже не было видно. Блин! Ну почему все можно потерять вот так просто, в один миг?!
Как стемнело, я обошел все места на берегу, где молодежь жгла костры. И в одном месте, у старой, полуобгоревшей от удара молнии ивы я нашел их. Ничего особенного — группка старшеклассников-студентиков. Девушки и парни. Пивко, чипсы и семечки. Сидели вокруг костра, дурковали.
И она там была.
Моя Ритка. Целый день не целованная мной, не обласканная. Сидела с этими дурочками.
И когда я подошел, она увидела меня и тут же села на колени к парню. Обняла его и поцеловала.
У меня все потемнело в глазах, и я ушел. Как вампир я вернулся во тьму ночи.
Не помню, как дошел до дому, все время перед глазами стоял этот студент. Высокий такой, стройный. Загорелый. Черты лица тонкие, городские. Черные волосы стрижены колючим бобриком, и черные масляные глаза.
И она взяла и села ему на колени…
Всю ночь я мучился. Не мог уснуть. А потом… часа в три не выдержал, сел и поехал в город.
Уже светало. Летом ночи короткие. Я летел по пустой трассе.
Уже перед самим городом решил опять набрать ей, не углядел и въехал в зад какой-то Мазде.
Ночью прошел дождь, и таким красивым натюрмортом лежали на черном влажном асфальте куски разбитых фар и кабачки, недавно снятые с грядки.
Заплатил я за комиссаров. Я был виноват…
Доехал до дома…
А в квартире, в темной и пустой квартире, стало мне еще хуже. Такая тоска ворвалась мне в сердце, что я даже испугался! Чем я буду ее оттуда выковыривать?!
А тем временем ОНИ ТАМ уже собираются лететь в Сочи — и это наверно!
И, конечно же, он ее уже трахнул!
Но была и одна хорошая новость. Родственники мои всем составом уехали куда-то в область на свадьбу к другим своим родственникам.
Блин! Я почти никого никогда и не помнил из своей родни. Разве что самых-самых близких. А они всех знали, всех помнили, ко всем ездили.
Сережа? Младший сын дяди Миши? Женился? В Плотниково живут? Где это вообще, блин, Плотниково? Херня какая-то!
Не знаю… не хотел я пить… но полез в шкафчик за чаем, чай кончился, и тут мне попалась на глаза бутылка коньяку. Початая… Я смотрел на нее, как солдат на решающую битву… Тяжело, но надо…
— Возьми ты, сука, трубку! Ну возьми ты, сука, сраную трубку! — покачиваясь, шипел я в телефон. — Возьми, сука, трубку! — заорал я и разбил мобильник о стену.
И вдруг — в какой-то момент — семьсот граммов коньяка в моей крови привели меня прямо на Солярис.
Телевизор работал не переставая.
« — Это моя жена, Хари.
— У вас превосходный экземпляр!
— Это моя жена!
— Замечательно! Прекрасно! Тогда проделайте анализ крови вашей… „жены“.
— Зачем?
— А это вас несколько отрезвит!»
Выпрыгнув из океана алкогольных бурь, мой мозг заработал идеально четко.
Я должен немедленно перестать исходить на говно в моем тесном чуланчике, вернуться и забрать Ритку назад.
Потому что она была моя.
И я решил, что сдохну, но сделаю это!
А во сне мне приснилась девочка Оля. Моя первая любовь.
К чему бы вдруг?
Это сейчас лето — это всего лишь три зарплаты, а раньше лето было целой эпохой. Раньше за лето можно было прожить жизнь — и не одну.
И за один месяц мы успели с ней встретиться, познакомиться и влюбиться друг в друга. Влюбиться до слез, до какой-то полуистерики. То лето мне запомнилось как самое жаркое и сияющее лето в моей жизни. Влюбившись, я находился тогда в таком психическом состоянии, что мог не есть по двое-трое суток и абсолютно не испытывать голода или даже желания съесть чего-нибудь. Ни до, ни после — никогда более не испытывал я ничего подобного.
И в тот золотой вечер, переполненный душным закатным сиянием, мы оказались с ней в надежном месте, наедине, в маленькой черной старой бане под огромным дубом… И она была вся передо мной, тонкая и воздушная, просвечиваемая насквозь золотым светом… а я целовал ее руки, и она сказала мне:
— Я твоя. Можешь взять меня.
И у меня внутри что-то словно отключилось, схлопнулось и застыло от этих слов.
Ничего у меня не получилось тогда. А вскоре ее увезли в город, а в городе мы жили далеко друг от друга. Поначалу мы очень много переписывались, и я даже строил планы побега, похищения и тайной свадьбы, но все это постепенно заглохло. Потихоньку зачахло и умерло среди букв на школьных листочках. Но последнее письмо было все же от нее. У нее был невероятно красивый почерк.
Мне хочется назвать свою первую любовь несчастливой, но я помню, как товарищ мой тоже был влюблен в одну девчонку, в то же лето, что и я, но она абсолютно не воспринимала его, и я видел, как он мучается, и поэтому считаю свой случай еще счастливым.
Но проклятой девственности своей я в том году все же лишился. Это было уже в последние дни лета. Оля моя уже давно уехала, и я к тому времени переломался и пришел в норму.
Как звали ту девчонку — я не помню. Она была деревенская и старше меня, и носила нам молоко.
Не знаю уж, как так вышло, но как-то раз она намекнула мне, что если я подарю ей одну штуку (какую-то бабскую хрень для волос), то она позволит мне снять с нее трусы минут на десять-пятнадцать.
Не знаю, почему я согласился, может быть, из-за интереса. Но уже на следующий день я эту штуку ей достал, и мы отошли подальше в сосновый лес, и она действительно оголилась. Не понимаю, как так случилось, что я был готов к… э-э-э… акту, но я был готов. Подрагивающими от нетерпения руками я снял с себя штаны, вошел в нее и, сделав несколько движений, неожиданно для самого себя кончил. Она встала, как-то воровато вернула трусы на место, оправилась и пошла по лесу, делая вид, что ищет ягоды. Я же сидел под сосной и, глядя на холодные синие облака, все никак не мог понять: это все? Я теперь мужчина? Или нужно сделать что-то еще?
Следующий день был хорошим — тихим и солнечным. Я стоял около машины, собираясь уезжать. И вдруг из тени жилой высотки, из-за куста, на солнечный газон вылетела целая стая разноцветных воздушных мыльных пузырей: пурпурных, голубых, зеленоватых прозрачных шаров. И тут же за ними выскочил ребенок и стал схлопывать невесомые пузыри ладошами. И, глядя на это, я ощутил, что душа моя освободилась от чего-то тяжкого. Освободилась и сладко вздохнула.
Вертолет пролетел в утреннем небе. Воробьи прыгали у детской песочницы.
Я воспринял все это как хороший знак, сел и поехал в деревню.
Оказавшись в деревне, я затаился. Я сидел и ждал, когда ОНИ пройдут мимо. Мой дом стоял прямо на дороге, которая вела к реке, единственной дороге в деревне, и каждый житель села хоть раз в день, но все же проходил по ней.
Я уже знал, что сделаю. И в своей душе я это уже сделал. Я ниспроверг конкурента. Он был уже уничтожен в моих мыслях. Осталось только совершить это в реальности.
Я не боялся и не сомневался, что было, наверное, впервые за всю мою жизнь. Я просто ждал их. Остальное не имело значения.