— Мы, когда маленькие были, — сладко вздохнул Вовик, чувствуя коньяк во всем теле. — Мы наворуем картошку вон на том участке, придем сюда и вот так же запечем ее на углях.
— Ма. А зачем воровать картошку?
— У тебя кетчуп на подбородке. Дай-ка. А это за тем, сына, что папа твой рос в эпоху совдепизма. У него было тяжелое детство. Они все ходили строем, у них было одно пальто на двоих, деревянные игрушки и кроватки без дна. К-хи! — Ритка закатилась со смеху, не удержала равновесие и повалилась на траву. — Ой! Спасайте мать!
— О-о-о. Сына. А мама-то твоя совсем чёк-чёк, — мотнул головой Вовик. — Не слушай ее, это все фейк-ньюс! Ни при какой эпохе совдепизма я не рос. Ты еще скажи — в период культа личности! Я рос при современной России, в период первоначального накопления капитала, — Вовик проглотил стопку коньяка. — При дяде Боре-алкаше.
— Ма-ма. А кто такой дядя Боря?
— Это презик такой был. Ик.
— Президент?! Ты знал президента? — изумился Илюша.
— Ну как знал… По телеку видел.
— А почему ты говоришь «Дядя Боря», как будто знал его?!
— Ну… так все говорили.
— А почему алкоголик? Ма! Почему он алкоголик?
— Потому что он с твоим папой пиво пил. Разливное. Из бидонов. Там… под красной звездой. А-ха-ха! — и Ритка опять пьяно закатилась со смеху.
— Этому столику больше не наливать! — мотнул головой Вовик.
Наевшись, они принялись не спеша сворачивать поляну. Солнце уже клонилось к вечеру. Холодало.
— Сына! Неси маму свою домой. Одна она у тебя, мать-то. И удочка ваша бракованная! Одна рыбка за весь день!
— А червяка съели! Папа! Съели червяка!
Собравшись, они не спеша пошли домой. Звуки их сапог по грунтовой дороге были единственным звуком на многие километры.
Дома они затопили печку, и родители завалились спать, а Илюша еще долго пересматривал журнал комиксов.
На следующий день была тоже хорошая погода. И еще целую неделю во всем мире сияло теплое, солнечное Бабье лето.
========== Специальный новогодний выпуск ==========
Тишина в предрассветном сосновом лесу была невероятная. Сказочная.
После снегопада все деревья были пушистые и важные. Черное небо, в котором вот-вот должно было проснуться утро, сияло городским электрическим маревом.
Их карандаш-высотка стояла на самом краю города, и сразу за подъездом начинался лес.
Бабуля с пятого этажа неспешно выгуливала свою темную болонку.
Среди темных стволов вдалеке горели окна корпусов медицинского центра патологии крови.
Тут, в тишине и спокойствии, совсем не ощущалась бешеная, нервная суета спешащего города, застывшего в пробках.
Ритка огляделась, достала из-за пазухи маленький подарочный пакетик и положила его в сугроб под ближайшую елку.
— Илюша, сынок, иди сюда! Посмотри!
Мальчик не слышал ее, копошась с собакой в снегу.
— Хватит тебе кидаться на этот сугроб! Иди сюда говорю, посмотри, что здесь?!
Мальчик замер, обернулся, соскользнул с сугроба на тропинку и подошел.
Ритка присела на корточки и отряхнула его от снега:
— Посмотри! Что это?! — восхищенно прошептала она.
— Где?
— Ну вот. Под елочкой, видишь?
Глаза мальчика расширились. Рот приоткрылся. Розовый румянец на щечках стал алым.
— А-а-а-а… — прошептала Ритка, — Вот это да! — и она взяла пакет и вручила его ребенку. — Подарок тебе от белочки, — тут же сфантазировала Ритка, увидев белку с пушистым хвостом на соседней сосне.
— А зайчик? — прошептал Илюша, нерешительно хрустя цветастым целлофаном, словно бы до сих пор не веря в его реальность.
— Какой зайчик? — спросила Ритка, заглянув ему в лицо.
— Зайчик…
— Что… зайчик?
— Ну… А зайчик разве не принес?
— Зайчик понес подарок другому мальчику. А тебе вот белочка принесла. Что нужно сказать?
— Спасибо… — засмущавшись, прошептал мальчик.
— Все. Я уже подмерзаю, пойдем домой, — она выпрямилась и взяла его за руку. — Джесси! Фу! Пойдем! Пошли домой!
Как только они зашли в квартиру, мальчик тут же несколько раз пролез под елкой.
— Опять нету… — грустно сказал он.
— Все подарки ищешь? — спросила Ритка. — Я же сказала — Дед Мороз положит в новый год!
— Сегодня новый год!
— Новый год будет ночью, в двенадцать часов. Вот, смотри на часы. И хватит ползать по полу, хватит собирать пыль! Кстати — включи робота.
Мальчик нажал на кнопку, и круглый робот-пылесос с шумом заскользил по полу. Кошка прыгнула на подоконник и выпучила глаза.
Проснулся заспанный Вова.
— Привет, дорогая, — зевнул он, схватив проходящую мимо Ритку за задницу.
— Привет, дорогой, я там список составила, съездишь в магазин?
— И я поеду! — подскочил мальчик.
Вова, зевая, прошел в туалет.
— Я тут подумала, — начала Ритка. — Я не хочу ничего готовить. В том году я все готовила-готовила, устала, заболела, и весь новый год насмарку. В этот раз я просто закажу суши, вы же не против?
— Я не против! — согласился мальчик, залезая на кожаное кресло с ногами и включая мультики по телевизору.
— А ты? — обратилась Ритка к Вове.
— А… — зевнул Вова, наливая себе кофе с молоком. Он тоже был не против.
— Ну вот и хорошо. Я список составила, вы езжайте в магазин, а я останусь ждать курьера с заказом.
За ночь опять выпал пушистый снег. Градусник показывал обычные минус двадцать четыре, но из-за почти стопроцентной влажности казалось, что на улице мороз под сорок.
Пока прогревался мотор у двадцатилетнего Прадо, Вова с сыном очищали машину от невесомого снега.
— Когда машину-то новую купишь? — спросила Ритка.
— Много ты понимаешь, женщина! Я тебя колготки покупать не учу, а ты меня машины покупать не учи! Эта машина — зверь! Классика! У нее и кузов, и движок — все вечное, ей новые эти консервные банки и в подметки не годятся!
— Ой все-все-все! — развернувшись уходить, махнула рукой Ритка. — Вы список взяли? Не забыли?
Но список они не забыли.
В округе было два больших гипермаркета: один — Питерский и другой — местный. Сначала они хотели ехать в Питерский, но тут же уперлись в хвост гигантской пробки.
— Ну че встали, мурзики? — нахмурился Вова. — Рожаться-то будем сёдня или как?
Но пробка стояла не двигаясь. Где-то там через несколько километров на перекрестке, такси въехало в трамвай, и все встало.
— Не будем ждать, да?
— Поехали туда, к часовне.
Не доезжая метров пять до светофора, Вова развернулся через две сплошные и умчался.