— Да ладно! Это же целый подъезд! И кто отдаст десть квартир за одну машину?
— Ну… — вздохнул я, собираясь вылазить. — Наверное, тот, у кого уже есть десять квартир.
Чё, интересно, она притащила в этом пакете?!
Я вылез на волю, под жаркое солнце, и поднялся. Она спокойно осмотрела меня, подложила ладошки под задницу и прислонилась к стене дома. В губах ее, как палочка дирижера, гулял чупа-чупс.
— Чё это? — я кивнул на пакет в траве.
— Слушай, блин, я не знаю, когда у меня деньги появятся! — ожидая этого вопроса, выдала она. — Старуха совсем с катушек слетела. Позвонила вчера матери в город, пожаловалась, и я вообще без денег осталась! Короче! — она присела на корточки, и, глядя на ее расширившиеся бронзовые бедра, я ощутил первый за сегодня четкий прилив возбуждения. — Возьми арбуз, а? В счет долга, а?
Она зашуршала пакетом и оголила здоровенный арбуз.
— А он дороже стоит… М?
И она, вот клянусь, сделала такое няшное, щенячье личико, так заморгала и сжала губки, что я… Что я улыбнулся поневоле.
— Ай! — сказала она и опять кого-то прихлопнула на ноге. — Ну как, возьмешь?
— А он хоть вкусный? — усмехнулся я.
— Слюшай, зачем обижаишь, дарагой, э! Сматри, пожалуйста, какой арбуз! Муа! — и она, словно штангист, поднялась со здоровенным арбузом, прижимая его к себе как ребенка.
Я рассмеялся этой пародии на южный акцент, и она вдруг тоже расхохоталась, сияя глазами и показывая полный рот белых нежных зубов.
— Ну, пойдем.
Я опустил арбуз в бочку с ледяной, недавно накаченной, водой и пошел в дом за ножом.
— Но не тут! Нет!
И она схватила меня за руку.
— Давай на пляже его съедим, м? На пляже все вкуснее кажется!
Я приподнял брови.
Ну, наверное, придется идти на пляж, подумал я…
В густой сияющей тишине мы спустились под берег.
— Нет, не тут! — заявила она. — Тут коровы весь берег истоптали. Пойдем сюда, через лесок.
По крохотной извилистой тропке, почти до блеска утоптанной земле мы шли мимо колючих кустов ежевики.
Сегодня она выглядела почти так же, как и вчера, только вместо рубахи на ней была светлая рубашка-поло, а шлепанцы те же. И шорты те же. Блин! В этих шортах у нее видно половину булок, зачем она вообще их одевает?!
Я шел за ней и видел только белую бахрому обрезанных джинс на ее упругой заднице.
Мы прошли через жаркий, молчаливый светлый тополиный лес и вышли к небольшому пляжу в изгибе маленькой речки. Речка светилась на солнце, а пляж был в тени из-за огромных голых тополей. Она постелила покрывало, сбросила одежду, оставшись в маленьком синем купальнике, и пошла в воду.
Я почему-то разозлился. Зачем я приперся на этот пляж? Я вообще не купаюсь!
Она плыла, стараясь не мочить голову. Ее радостные возгласы эхом отскакивали от водной глади и разлетались по пышным зеленым берегам.
Когда она выходила, я не смог не уставиться ей между ног, стараясь определить, выбрито ли у нее там или нет?
— Фух! Как заново родиться! — усмехнулась она и, тряхнув пальцами, брызнула мне речной водой в лицо.
Нет… походу у нее там все гладко…
Тщательно вытершись полотенцем, она села рядом со мной на покрывало. Я все почему-то хотел найти хоть какой-то изъян у нее. Она была вся передо мной, и я искал хоть что-то, что мне бы не понравилось. Мне казалось — это немного бы облегчило мое сердце, но не было в ней ничего такого, до чего можно было бы прикопаться.
Обняв колени, она положила голову на руки и, посмотрев на меня, сказала… словно бы попросила:
— Иди… искупайся…
Я вогнал нож в арбуз. Он спело крякнул и тут же раскололся красной мякотью. Я отрезал ей большой кусок.
— О-о-о-о! — радостно оценила она. Я неустанно следил за малейшими движениями ее губ. — Спелый. Самый сахар!
И она взяла и отломила розовую серебристо-сахарящуюся середину и откусила.
Я отрезал себе и тоже принялся есть.
Синие стрекозы нервно чертили в воздухе.
— Вот это вкусный арбуз, а мне последний раз попался невкусный… — почесав лодыжку, оставляя на ней длинные белые царапины и облизывая с губ полупрозрачный арбузный сок, болтала она. — У нас под домом остановка. И там в клетке такой чуреки арбузами торгуют. И один раз продали невкусный. Прикинь! Я беру его и приношу им. «Почему арбуз невкусный?!» «Э, девюшька, э!» Я говорю, чё девюшька, давай меняй арбуз на вкусный!
— Ты пошла разбираться за невкусный арбуз? — усмехнулся я.
— Конечно! Да они афигели!
— И как? Дали?
— Дали! Куда они денутся?!
Она съела два больших куска, тяжело охнула и легла на живот. Устроившись поудобнее, она заломила руку за спину и развязала тесемки купальника. Купальник опал, и я увидел половинку ее упругой стоячей груди, которая была немного белее всего остального тела, не такой загорелой.
— Солнце же тут почти нет? — сказал я.
— Соляция-то все равно происходит, — объявила она.
Солнце, словно издеваясь, поднялось выше тополей и осветило наш пляж.
Долгим взглядом я рассматривал ее загорелую спину с легкой штриховкой еле заметных прозрачных волосков.
— Соляция… — произнес я и кончиками пальцев провел по всей впадинке позвоночника.
— М-м-м. Спина — это мое самое чувствительное место… — проговорила она с закрытыми глазами.
— Спина? — я опустил ладонь ниже, и она сама остановилась на правой ягодице.
— Ну не попа же, а спина!
— Красивая, — честно признался я.
— Ну еще бы ей не быть красивой! Я всю зиму в фитнес-клуб ходила, качала задницу. Правое полупопие, левое полупопие!
— Полупопие! — усмехнулся я, лег на спину и закрыл ладонями смеющееся лицо.
Солнечный удар какой-то!
Мы лежали в солнечной тишине, и деревня тоже молчала. Я хотел услышать ее дыхание, но вся она, загорая, лежа на животе, была беззвучна.
— А вообще — это не Сочи, — вздохнув, сонно сказала она.
— Далась тебе эта Сочи!
— Там как заграницей. А здесь село, деревня, пыльная дорога, коровы и комары. А я хочу заграницу. Очень хочу. В настоящую, чтобы прям сильно отличалось от нас.
— Везде одни и те же супермаркеты и айфоны…
— Ну, не правда! А ты был заграницей?
— Был… — недовольно ответил я.
— Правда? И где?
— В Испании…
— Правда?! Это же Европа! Ужас как хочу в Европу! И че там? Как? Расскажи! Там же Рим у них?
— Нет, Рим вроде в Италии был. Ну, так. Жарко. Дома красивые. Вино хорошее…
— Расскажи по-нормальному!
— Да и все… че рассказывать?
— Блин! Ну ты нормальный вообще, нет?!
— Да я не помню. Я вино все время пил. В музей какой-то старый ходили… ну, и так…
— Ну ты ваще! Внатуре! А покажи фотки! — нашлась она.
— Нету…
— Да не гони! Я серьезно! Какой у тебя инстаграм?
Я внимательно посмотрел на нее. От любопытства она даже приподнялась на локтях, не забывая прикрываться развязанным купальником.
— Я похож на человека, у которого есть инстаграм?
«Если забрать у нее сейчас этот натитьник, то ведь она будет почти голая», — подумал я и улыбнулся.