— На меня нашло что-то — пишу и зачёркиваю, — сказала Таня.
— А что вы пишете? Литературное произведение? Дайте почитать, — попросил я шутливо.
— Нет, я просто записала несколько рассказов о происхождении городов и сёл. А большую часть в моей тетради занимает происхождение имён. По-вашему, какое из девичьих имён самое лучшее?
— Язбегенч, — ответил я, непроизвольно назвав имя своей жены.
Больше вопросов не последовало. Таня лишь улыбнулась многозначительно. Между нами натянуло свой гамак молчание и стало раскачиваться вовсю.
Но вот и знакомые зелёные ворота. Мы остановились. Стояли и прислушивались к песням, доносившимся с территории полка.
— Получите следующую увольнительную — заходите к нам.
— Спасибо. Если судьба приведёт…. — сказал я неуверенно.
— Учтите: не придёте — мы обидимся. Или напишите вот по этому адресу, когда получите увольнительную.
Взяв адрес, я попрощался с Таней, и сразу, будто и не был в увольнении, погрузился слухом в методичный стук сапог на плацу.
— Рота-а-а, подъём! Тревога!
Эта команда раздалась между тремя и четырьмя ночи, когда сон особенно сладок. Раздирая уши, заскрежетали пружины коек. Парни вместо гимнастёрки натягивали через голову брюки, ни у кого не вызывая смеха: каждый торопился и был занят своим делом.
Построив нас перед казармой, командир поспешил к парашютному складу. Грузовые машины раздвигали своим светом темноту, будто снег. Доставка парашютов к машинам — только бегом. Сон улетучился, вместо него над глазами дрожали тёплые капельки пота.
Топот сапог напоминал сложные, шумные ритмы какой-то африканской мелодии. Нагруженные машины не мешкая отправлялись в путь
…Перед рассветом мы уже были далеко от расположения своего полка. Сидя на влажной земле, ждали своей очереди на посадку в самолёт. Парни, не любившие долго молчать, собрались вокруг Аноприенко, который, как всегда, повторял: «А знаете ли вы, что случилось потом?» и, тем поддразнивая любопытство слушателей, начинал читать очередное «письмо» Миши:
«Маменька, твой Мишуля, отсыревший насквозь в этом дождевом краю, посылает тебе большой привет.
Мама! Прежде всего хочется сказать тебе о том, чтобы ты каждую получку посылала мне десять-пятнадцать рублей, а хлопотать с посылкой тебе не надо. Если пришлёшь деньги, этого будет вполне достаточно.
А со службой я теперь свыкся окончательно. Являюсь одним из гвардейцев десантной части. То и дело прыгаем с неба на землю. А внизу стоят леса и направляют в нашу сторону острые пики. При каждом прыжке мы теряем 3 кг 48 гр. собственного веса. Приступая к службе, я весил 78 кг. До сегодняшнего дня я совершил четырнадцать прыжков. Вычти, мамочка, потерянные в воздухе килограммы и узнаешь, сколько во мне осталось веса.
Мама, ты за меня не переживай. Теперь я один из командиров нашей части. Недавно мне присвоили чин ефрейтора. Гордись, маменька, гордись своим отпрыском. Вполне вероятно, что твоего Мишулю могут назначить командиром орудия… Мне предложили стать генералом, но я не захотел этого».
Ефрейтор Аноприенко был сама серьёзность, а ребята смотрели на Мишу и покатывались со смеху. Миша смеялся вместе со всеми до слёз. При этом его маленький курносый носик исчезал в толстых щеках.
Миша известен не только в нашей роте, но и во всём полку. Он не из тех, кто действует по принципу — чем дать растоптать свою честь, лучше душу предать огню. Никто не помнил, чтобы он вспылил из-за того, что его вышучивают, напротив, от каждой шутки он, кажется, больше других получал удовольствия. Неспроста же ефрейтор Аноприенко выбрал боксёрской грушей имён-но его. Эти два солдата отличались друг от друга и внешностью и характерами. Мише лень слово вымолвить, а Аноприенко — записной болтун. Миша маленький и толстый — арбуз с ножками. Аноприенко — длинный и худой, мог бы на макушку ему поплевать. Когда ребята видели их вместе, то говорили: «Идут Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».
Похожий на аиста огромный самолёт присел, вобрал нас в своё чрево и снова поднялся в воздух. Крюки парашютов мы нацепили на кольца, одетые в чехольчики. Через иллюминатор была видна белая площадка под облаками. А мысли перешагнули порог родного дома… Вот братишка проснулся и трёт кулаками глаза. Каждое его потешное движение вызывало когда-то радостный смех у всех в доме. Я вспомнил, как он неловко гонялся за курами, лепеча: «Садись, садись, моя курочка ряба, и спеси мне яичко…» Поиграть бы с ним в «кто победит»!