И отец провел пальцем по стеклу, повторяя медленные движения голубой рыбки среди водорослей.
— Посмотри на воду, если тронуть ее, она не рвется. Меняет форму и глядит на нас со всех сторон, ведь вода — око ландшафта, посмотри на эти плавные завихрения, как они смыкаются за рыбками, посмотри на прозрачные пузырьки углекислого газа, посмотри, как лениво открываются рты, — вот так просто выглядит добыча пропитания, вот так экономно.
Он бросил взгляд в столовую, где по-прежнему сидели какие-то пациенты — ни дать ни взять забытые апостолы у стола вечери.
— Об воду мозоли не натрешь.
На коленках он подполз к своему креслу и стукнул кулаком по мягкому сиденью.
— Мозоли бывают от бюрократизма.
Если б все было так просто.
Я приехал взять его на побывку домой, время прошло, и мне как-никак хотелось отметить его день рождения, невзирая на его неизлечимый эгоцентризм, превращавший каждый визит в сущую пытку. У меня шла жизнь, а он был не в силах — или, может, не решался — знать об этом.
В другом конце общей гостиной сидел Эйнар, большой любитель изобразить паука, и хихикал себе под нос, а передо мной стоял отец и ораторствовал знаменитым на всю страну голосом:
— Выведением декоративных рыб первыми занялись китайцы, предположительно в эпоху Сун, самым прославленным правителем которой был Хубилай-хан. Марко Поло рассказывает об этой эпохе в Китае, о ее высокой культуре, если хочешь, я почитаю тебе Марко Поло, когда мы приедем домой.
— Я готов, папа, как скажешь.
— Из карпов и карасей, которых издавна разводили для стола, отбирали экземпляры особенной окраски или формы, облагораживали их и в конце концов вывели, в частности, золотых рыбок.
— Как это «облагораживали»?
— Ну, вот как ты, смею надеяться, представляешь собой облагороженного меня.
— Так как же? — мрачно буркнул я.
— Поскольку я… скрестился с твоей матерью.
— Тогда, значит, я еще и облагороженная мама.
— Вода — вот твоя мама. — Он усмехнулся как лгунишка, пойманный с поличным. А встретившись с моим взглядом, жестким и непримиримым, потому что в этот миг я ненавидел его всеми фибрами души, он еще глубже ушел в свою улыбку, словно конькобежец, который скользит к трепещущему солнечному горизонту, поворотясь к нему спиной. — Но ты, может, не интересуешься водой, обогащенной кислородом? Чтобы рыбки могли жить в таких маленьких водоемах, необходимо выполнить целый ряд условий, в частности посаженные там растения должны поглощать…
Я ударил его. Первый и единственный раз в жизни я поднял руку на другого человека, и в этом ударе сосредоточилась сила, накопившаяся за много лет, только я даже не представлял себе, что этих лет было так много, и сам удар пришелся со всей силой, а стекло аквариума оказалось таким тонким. Отец упал навзничь, и на него хлынула целая Ниагара золота; элопсы, монашки, гуппи всем скопом выплеснулись на ковер в гостиной и брызнули было в разные стороны, да так и остались на этом полушерстяном ковре с турецким узором, иные там вскоре и подохли. Эйнар Паук вскочил с кресла и дрожащий, перепуганный приблизился к опустошению, а потом демонстративно ретировался куда подальше. Очевидно, он и позвал сестру Стейнунн, потому что она внезапно появилась на пороге, зажав рот рукой и глядя то на одного, то на другого.
— Простите меня! — воскликнул отец знаменитым на всю страну голосом.
Эйнар Паук шепнул Стейнунн на ухо:
— Это он у нас президент?
Сестра Стейнунн ответила не сразу, сперва она присела на корточки возле отца:
— Нет, но вполне мог бы им стать. Говорит-то как!